Красивые цитаты про Питер (200 цитат)

За три столетия Санкт-Петербург сложился как один из красивейших городов мира. Архитектурные ансамбли, мосты, гранитные набережные, выдающиеся инженерные сооружения. Нева — она играет неоценимую роль в жизни Санкт-Петербурга и стала свидетельницей многих знаменательных страниц его истории, воспета поэтами, художниками, композиторами. Именно с воды открывается «настоящий» Петербург, он совсем по- другому выглядит – будто стоит на пьедестале. Все те чувства и эмоции, которые дарит Питер вы найдете на нашем сайте.В этой подборке собраны красивые цитаты про Питер.

Для мудрого человека каждый день открывается новая жизнь.

Люблю тебя Питер, ты мой воздух и моя душа.

В Петербург приезжают увидеть Дворцовый мост, распахнувший пролеты объятиям белых ночей, приезжают с надеждой удачу поймать за хвост и навек остаются — бессильны рецепты врачей.

Я люблю это небо за смелость быть голубым сквозь серость.

Чёрные дни лучше пережить там, где есть белые ночи.

Евгений Ханкин

В Петербург приезжают и дань отдают волшебству, восхищаясь величием вечно-застывших грифонов, и монетки — на счастье — горстями кидают в Неву,соблюдая обычаи строже, чем своды законов.

Мой дорогой Петербург. Город способный дать, что бы ты не пожелал, и стать таким каким захочешь.

Ай, Питер, Питер, ты слишком красив, чтобы быть просто другом!

В Петербург приезжают найти вдохновение свыше, потеряться на Невском в танце раскрытых зонтов, по счастливой случайности, утро встречать на крыше,согреваясь в компании теплых дворовых котов.

Ночь – время, когда мы ближе к себе, ближе к тем насущным мыслям и чувствам, которые не особенно замечаем в дневные часы.

«Питер» У Петербурга есть одна связь с Россией — неграмотность. У малограмотной страны — неграмотная столица. Это естественно, логично и даже отрадно. Всё-таки, значит, не совсем ещё потеряла связь с родиной!

Влас Дорошевич

В Петербург приезжают с улыбкой, без всякого повода, просто чувствовать тяжесть его дождевых облаков.

И не стоит искать аргумент против веского довода — в Петербург приезжают влюбиться… Во веки веков.

Посетив этот город однажды, понимаешь что хочешь быть там всегда!

В начале XX века Петербург превратился в одну из блестящих столиц Европы. Великолепные архитектурные ансамбли, прекрасные набережные, многочисленные мосты и обширные парки придавали городу неповторимый облик.

А. П. Павлов

Петербург такой разный. Подойдет и стар и млад. Еще и романтичный, встречает с алым сердцем в небесах, песчаным пляжем с чайками и конечно же лошадками в упряжке. Милота.

Счастье моё, доставай свой старый путеводитель, я знаю город любви — не Париж, а дождливый Питер.

Z.I.M.A.

Питер город расчудесный

Только есть в нем одно .НО

Летом ночи белые — прелестны!

А зимой — и днем темно!

В суете нашей жизни мы упускаем главное – любовь, гармонию и счастье!

В Петербурге разработан классический метод карадежа: перевозите девушку на противоположный берег, и она никуда от вас не денется, пока не сведут мосты, часов в пять утра.

Знакомиться с Питером надо в межсезонье. Лучше всего-поздней осенью или ранней весной. В туристический сезон каждый может восхищаться городом- белые ночи, фонтаны, мосты… Ахах! А ты попробуй полюбить его в то время, когда на улице-мокро и пронизывающе сыро. Когда от бомжа ты можешь услышать:»Мадам, б., плиз, не фотографируйте пару минут, дайте справить малую нужду». Когда на Невском проспекте-скользота и лужи. Когда старушка из «коренных питерцев» рассказывает тебе о своем детстве, а ты уже промокла, замёрзла, но не замечаешь этого. Ведь с тобой говорит история, которая может закончиться в любой момент… Вот если после всего этого тебя не отпускает и снова тянет вернуться, значит знакомство состоялось. Значит это любовь. А не так, мимолётное туристическое увлечение.

Санкт-Петербург — капризный город. Словно ветреная, избалованная красавица, которая сначала дарит улыбки, а потом ускользает, скрывшись в пестрой толпе. Сегодня она мила и игрива, а уже завтра на что-то обижена. Не угадаешь, не поймешь и не застрахуешься от неожиданных перемен настроения.

Анна Одувалова и Марина Голубева.

Счacтье мое,

доставaй свой старый путеводитель.

я знaю, город любви не Париж,

а дождливый Питер.

Питер. Троллейбус на Невском. Петербурженка неопределенного возраста

75−125 лет (язык не поворачивается назвать ее старушкой) собирается

выходить. Перед дверью стоит афропетербуржец или еще какой афро-, мешая

даме пройти к двери. Низкое, слегка дребезжащее контральто, явно

привыкшее к общению с Великими Князьями на балах в Зимнем, было слышно

всему троллейбусу:

— ЭФИОП! Вы выходите?

В Санкт-Петербурге я бывал несколько раз, и каждый раз, вид города поражал меня своей суровостью и величием. Это особенный город, очень не похожий на другие города мира. Если попытаться свести его характеристику к одному единственному эпитету, то я бы сказал что это город — дерзкий вызов. Вызов всем, всему и всегда. Город, который «сам себе на уме» и не такой как остальные!

О. Барышевский

Петербург-это моя поэма.Петербург-это шпили и купола,это ограды на гранитных берегах его рек и каналов,это мосты и арки.Арки-это рамы для картины.Они обрамляют прекрасный вид.Через них человек входит в открытый для него город и становится не только зрителем,но и участником театрального действа.Петербург,о тебе можно писать бесконечно.Петербург-это созвучие,созвучие с Невой и небом!

Я вседа терпеть не могла ветер. Как явление природы. Пока не уехала в Питер. Ветер и Питер — две стороны одной медали, они друг без друга немыслимы. И как всей душой, до дрожи в сердце я полюбила Санкт-Петербург, так и ветер, остервенело дующий с Финского, приводит меня в неописуемый трепет. Это надо почувствовать. Научиться любить Питер нельзя.

Я предана этому городу. В нем мое все-радость, печаль, любовь, горечь разочерований, слезы, смех, друзья… мои друзья. Этот город хранит в себе какую-то непонятную, загадочную силу, заставляющую меня делать безрассудные вещи. Этот город, как наркотик, он дурманит, он тянет. Нигде на этом свете я не была так счастлива, как в Санкт-Петербурге. Это мой город.

И лёд тает, когда мы светим, и сердца открываются, когда мы любим, и люди меняются, когда мы открыты, и чудеса происходят, когда мы верим!

Увидела рекламу в метро: «Вкусные кура и греча с Олейной»… Что ж, это Питер, Детка.

Погода в Питере меняется с космической скоростью, а вместе с ней, между прочим, и настроение.

Есть в этом городе какая-то притягательная сила.От него не устаешь. Больше всего люблю бродить по старым улочкам со старыми дворами; есть в них какая-то прелесть.И люди, главным образом люди, определяют душу этого города. Добрые и незлобивые.И почему я не родился в этом городе?

Действительно, город был неземной. Не хотелось искать для него слов, просто — идти и наслаждаться. Когда они прошли под аркой на Дворцовую площадь, он подумал, что не зря сюда прилетел. Александрийскому столпу и Зимнему дворцу еще можно было найти аналогии — что-то перекликается то ли с Трафальгаром, то ли с Вандомской площадью. Но колонны Адмиралтейства там, на втором плане… Как сумел человеческий ум, глаз собрать столько в одну перспективу?! Город невероятно мощный, массивный, строгий, и вместе с тем непредсказуемо чувственный. От его совершенства захватывало дух.

книга Елены Котовой «Третье яблоко Ньютона»

Он как магнит, тянет к себе. В чем магия Питера? В нем много неба, много воды, много пространства. И много людей, которым все это так же нравится, как и тебе.

В этом городе всё так гармонично сочетается, что даже не верится, что он настоящий, что он не придуманный. Он настолько красив, что невольно думаешь, а достоен ли ты в нём жить, достоен ли ты дышать этим воздухом, ходить по этим улицам. Я очень хорошо чувствую свою сопричастность к этому городу, он — моя частичка, он — моя судьба.

Если много раз повторять слово Питер, то получится терпи-терпи-терпи.

Васильевский остров, например, на том основании, что имеет некоторые особенности, не может противополагаться всему Петербургу, а только — Петербургской или Выборгской стороне, Адмиралтейской части, Коломне и так далее, из которых каждая имеет свои не менее существенные особенности, чем Васильевский остров.

Николай Данилевский

Разводишь меня, как питерские мосты.

и сводишь.

только вот с ума.

Приезжая сюда, становишься как бы частью этого всего спокойного безумия, этого нерукотворного волшебства.

А в Питере все иначе. Там осенью вместо желтых листьев улицы засыпаны воспоминаниями и грустными лицами.

По Питеру надо скакать на лошадке, начистив кирасу, а мы-то плетемся в немытых такси да несвежих воротничках.

Несчастный случай

Я иду по ночному Питеру, в рифмах путаюсь, их не счесть!

Я счастливее всех в этом городе..от того лишь, что знаю, ты есть!

Мне нравится разглядывать старые здания на набережных, гулять по улочкам и улыбаться прохожим. Я чувствую себя здесь всегда дома, всегда в безопасности. Мне здесь тепло в любую погоду.

А может быть в Питер?

И все образуется.

И дышится легче.

И легче танцуется.

Вода и камень определили его горизонтальную помпезную стилистику. Благородство здесь так же обычно, как нездоровый цвет лица, долги и вечная самоирония.

Сергей Довлатов

В Питер хотят все. Это же столица Рая.

Каждое место хранит в себе воспоминания. Мои, твои, многих других.

Питер, Питер… Ты столько знаешь, ты много видел, и всё, что я хочу сказать тебе — это только слова.

Белая гвардия

Жители Питера привыкли к дождю. Дождь — часть их жизни. Вечный дождь. Если захочется заплакать, не заплачешь. Слишком много вокруг воды. Такая жизнь делает петербуржцев очень сильными и невосприимчивыми к катаклизмам. Их не удивишь соплями. Они мечтают о солнце, о деньгах, о белом самолете, летящем к белому песку на далеком пляже. А по ночам они танцуют в свете тысяч маленьких, ярких, солнечных лучей… Улыбаются, целуются, отдаются друг другу, играют в любовь.

Евгений Ничипурук

Невозможно не почувствовать, что здесь и время течет по-другому, здесь день длиннее, и не только потому что белые ночи. Просто потому, что сидеть дома здесь просто бессмысленно. Гуляйте по Питеру! Восхищайтесь им! Дышите им!

Хочу жить в Санкт-Петербурге..В большой квартире на последнем этаже какого-нибудь высоко дома…Сидеть на подоконнике с чашкой горячего чай с лимоном..Смотреть на несущиеся мимо машины и белые ночи…Мечтать о тебе.

«Питер» Город Гоголя, Пушкина, Блока, город, помнящий поступь Петра,из болота шагнувший в барокко, ты достоин резца и пера.

Марк Лисянский

-Я видела фотки Питера осенью. Там так красиво, как в сказке! Хотела бы я там жить.

-А я нет. Когда видишь эту красоту раз в год — для тебя это чудо. А те люди, что живут там, что видят эту сказку каждый день, для них она теряет ту загадочность и очарование. Они привыкли к этой красоте. По-моему, это ужасно — привыкнуть к сказке. Будто убиваешь в себе ребенка, убиваешь способность радоваться простым вещам.

Я хвалю громко, а порицаю вполголоса.

Екатерина Великая

Питер — это большой магнит, всегда меня тянет домой… Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле.

Николай Гоголь

Питер будет моим городом, я тебе обещаю.

там художники и поэты—

мы ,люди талантливые ,чувствуем людей по взгляду.

а под шум волны так прекрасно пишется, и рисуется

а под Крека и фильм Кустурицы,

мне отлично плачется, и думается.

В наши дни, в какое бы время суток вы ни оказались на Львином мосту, львиные статуи все равно будут казаться белоснежными от сотен ярких фотовспышек. Ведь Львиный мост – один из наиболее посещаемых и любимых как многочисленными гостями, так и петербуржцами.

Просто обожаю Питер,я его называю — город-мечта.Самый красивый, чудесный, великолепный! Спас на крови, Зимний, Петергоф, Исаакий, Екатерининский в Царском селе…и прочие красоты просто восхищают!Петр I великий человек и создал такой же необыкновенный по величию своему город.У меня нет возможности часто посещать Питер и я жутко по нему скучаю…+Петербург обладает каким-то особым еле уловимым духом,он живой,в нем чувствуешь себя как-то по-особенному, торжественно — задумчиво, особенно вечерами,сидя в одинокой квартире,освещаемой лишь тусклым пламенем восковых свечей.

Петербург уже давно описан, а что не описано, то надо видеть самому.

Иван Гончаров

Я люблю белый Петербург, снежную зиму, легкий бег саней по широким проспектам, огромную, скованную льдом реку и мрачные дворцы.

Гастон Леру. Агония царской России

Была, наверно, и своя особая магия в этом «бросить всё и махнуть в Питер». Чудилось нечто необъяснимое, таинственное, спасительное.

..Она любила небо,Неву и Питер,и признавалась — вот бы ей птицей стать,

Еще хотелось закутаться в старый свитер,забыться,рухнуть вниз и уже не встать..

Но приходилось снова идти по встречной,с каждой минутой медленно истощаясь.

Она улыбалась,думала,время лечит,и все мечтала уехать,не возвращаясь.

Алёна Чернышёва

Загадка его, заданная Петром, не разгадана от Пушкина до наших дней, потому что ее и нет, разгадки.

Андрей Битов

Давай уедем в Питер

Я покажу тебе

Свои крыши

Большие окна

И в Кофе Хаус будем выстукивать дождик

Пожалуйста, давай уедем в Питер

Некоторым покажется серым угрюмым давящим город! Город дождей, город мостов, город мечты, город встреч, город строгий и величавый.

Петербург затягивает, как болото, и, пока живёшь в нём, нет никакой возможности что-нибудь поправить.

Алексей Апухтин

Здравствуй, Питер!

Вдоль улиц шагая, словно пёструю книгу листаю. И с разбега внезапно бросаюсь в разведённые руки мостов.

Разноликий: по настроению, по ощущению, по температуре.

Камни или не камни, объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует ее. Человека, там выросшего или, по крайней мере, проведшего там свою молодость, — его с другими людьми, как мне кажется, трудно спутать.

Иосиф Бродский

Чего бы я действительно хотела?

Квартиру в Питере в старом доме,с большими окнами,широкими подоконниками и выходом на крышу,чтобы сидеть там в пледе,в шерстяных носочках,пить горячий кофе,и смотреть..думать..мечтать…положив голову на его плечо.

У каждого Питер свой..! В нем столько таинственного, сказочного. Ты просто хочешь идти по улицам, рассматривая дома, и ни один не похож друг на друга,и у каждого дома своя история, свой талисман. Идёшь и вдыхаешь Питерский умиротворенный воздух и никуда не хочется спешить, пусть все идёт своим чередом.

Петербург — самый страшный, зовущий и молодящий кровь — из европейских городов.

Александр Блок

Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре.

Могучая история и архитектура Питера, будто попадаешь в другое измерение. Одной поездкой не охватишь весь Питер, но достаточно одной поездки, что бы влюбиться в него.

Это действительно классный город… Вот в сотый раз пройдусь по Невскому и замечу что-то новое для себя… Это мой родной город, я здесь выросла, приобрела замечательных друзей..

.

Петербург уже давно описан, а что не описано, то надо видеть самому.

Ленинград обладает мучительным комплексом духовного центра, несколько ущемленного в своих административных правах. Сочетание неполноценности и превосходства делает его весьма язвительным господином.

Сергей Довлатов

В Петербурге есть одно замечательное место, где каждая питерская девочка может превратиться в настоящую Дюймовочку. И не только девочка, не очень толстая дама — тоже! В одной из оранжерей Ботанического сада есть 12-ти метровый бассейн. Летом и осенью здесь распускаются цветки гигантской кувшинки, листья которой достигают 2 метров в диаметре и способны выдержать вес до 60 килограммов. Каждый год, начиная с 1853, эту замечательную кувшинку сотрудники Ботанического сада выращивают из семян.

В Петербурге больше всего люблю застройку конца XIX – начала XX века. Строили за деньги, но для души. В том числе и доходные дома.

Тот, кто сказал, что Питер сер — глубоко ошибся. Он черно-бел. До рези в глазах. Город невероятных контрастов. Город, где не существует слова «нормально». Где не бывает ровно и спокойно. Бывает только невероятно хорошо. Либо невероятно плохо. Город, где спасают мелочи. Город, где мечты рушатся и сбываются на «раз-два-три». Родина безупречного счастья. И бесконечной пустоты.

… жду-не дождусь, когда сойдет лед с панелей и площадей моего родного Питера, зазеленеют газоны и покроются листвой тополя … Веселее будет, радостней, летом опять — праздники на Дворцовой, пиво, девушки… Слава Петру, слава родителю нашему, создавшему это прекрасный шедевр.

Петербург — голова России, Москва — её сердце, а Нижний Новгород — карман.

Русская пословица XIX века.

Пушкин. Тютчев. Некрасов. Блок. Ахматова. Мандельштам… Это всё — псевдонимы. Автор — Петербург.

Это город белых ночей.

Люблю тебя, Петра творенье, люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, береговой её гранит.

Александр Пушкин

Санкт-Петербург — капризный город. Словно ветреная, избалованная красавица, которая сначала дарит улыбки, а потом ускользает, скрывшись в пестрой толпе. Сегодня она мила и игрива, а уже завтра на что-то обижена. Не угадаешь, не поймешь и не застрахуешься от неожиданных перемен настроения. Такие же чудеса творятся с погодой в Санкт-Петербурге. Только что светило солнце, миг — и резко потемнело, наползли низкие тучи с Невы, и начался дождь. Мелкий, моросливый, по такому не поймешь, то ли он закончится с минуты на минуту, то ли будет надоедать сутки.

Это город невероятных закатов.

Тот, кто сказал, что Питер сер — глубоко ошибся. Он черно-бел. До рези в глазах. Город невероятных контрастов. Город, где не существует слова «нормально». Где не бывает ровно и спокойно. Бывает только невероятно хорошо. Либо невероятно плохо. Город, где спасают мелочи. Город, где мечты рушатся и сбываются на «раз-два-три». Родина безупречного счастья. И бесконечной пустоты.

Ирина Сухарева

— Петербург — многоликий город. Видите: сегодня у него таинственное и пугающее лицо. В белые ночи он очаровательно воздушен. Это — живой, глубоко чувствующий город.

Клим сказал:

— Вчера я подумал, что вы не любите его.

— Вчера я с ним поссорилась; ссориться — не значит не любить.

Это город, который сам себе на уме, он не такой как остальные, он-дерзкий.

Это город, в котором можешь зайти в любой неприметный двор, но увидишь там целый мир.

Национальность — ленинградец. По отчеству — с Невы.

Сергей Довлатов

По свидетельству очевидцев, поздней осенью Питер практически непригоден для жизни. Так, для существования разве.

Этот город-любовь. Любовь с первого взгляда.

Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно, как на Невском проспекте.

Николай Гоголь

Петербург я начинаю помнить очень рано – в девяностых годах… Это Петербург дотрамвайный, лошадиный, коночный, грохочущий и скрежещущий, лодочный, завешанный с ног до головы вывесками, которые безжалостно скрывали архитектуру домов. Воспринимался он особенно свежо и остро после тихого и благоуханного Царского Села.

Все б глаз не отрывать от города Петрова, гармонию читать во всех его чертах и думать: вот гранит, а дышит, как природа

Люблю..потому что больше такого нету…дух свободы и прошлого переплелись здесь.

Окно в Европу. — эпитет популяризован Пушкиным в «Медном всаднике»

Франческо Альгаротти

В Петербурге — сон тяжелее; в сырых местах сон всегда тяжел. И сновидения в Петербурге — особенные, такого страшного, как там, в Орле — не приснится.

Максим Горький

А когда приедешь в Петербург, прогуляешься по его проспектам, улицам, переулкам, наполненным Странной энергией, ты совершенно неосознанно, безотчетно влюбишься в него. Невидимый поводырь покажет тебе город, скрытый от большинства глаз и наполненный иным, потусторонним смыслом и энергией. Ты будешь наслаждаться каждой минутой, часом, днем, будешь благодарить Петербург за то, что он есть и что предоставил шанс увидеть его Душу.

Если мне не изменяет память, Питер — единственный из городов России занесен в список ЮНЕСКО, как город, представляющий всемирную историческую ценность. Я верю в возрождение Петербурга. Слава людей, его сотворивших сияет на небосклоне, пронзенном шпилем.

Многие жители Петербурга, проведшие детство в другом климате, подвержены странному влиянию здешнего неба. Какое-то печальное равнодушие, подобное тому, с каким наше северное солнце отворачивается от неблагодарной здешней земли, закрадывается в душу, приводит в оцепенение все жизненные органы. В эту минуту сердце не способно к энтузиазму, ум к размышлению.

Михаил Лермонтов

Люблю Питер как раз за то за что другие его ненавидят — т.е. за ту самую мрачность, которой я правда никогда не ощущал. Но зато точно знаю в других местах мне фигово и скучно. Я бы не переехал ни в Москву, ни в Америку, ни в Канаду

Но придет время уезжать обратно домой, куда-нибудь очень далеко.

А приставленный к тебе невидимый поводырь беспрепятственно проникнет к тебе в душу и своими тонкими длинными холодными пальцами сплетёт тайную вязь, с которой ты будешь жить всю свою жизнь.

Пан Ленинград, я влюбился без памяти в Ваши стальные глаза….

Юрий Шевчук

Обожаю Санкт-Петербург…за музеи, за архитектуру, за историческую ценность…. ОЧЕНЬ КРАСИВЫЙ город.

И если ты больше никогда не приедешь в Петербург, ты будешь вспоминать этот город, он будет постоянно появляться в твоих снах и занимать твои мысли. Ты будешь прокручивать в голове свои воспоминания о нем, будешь мысленно бродить по городу, его проспектам, переулкам и улицам, заглядывать в старые дворы и подворотни, лазать по крышам и наблюдать за ночным городом с высоты птичьего полета.

Санкт-Петербург особенно хорош тогда, когда остаёшься с ним один на один. Это когда в будний день часов в 10-11 вечера гуляешь, то на улицах практически никого нет, и это очень хорошо. Гуляешь по dark набережным, слышишь плеск воды, и никто не мешает, не ходит мимо. А потом на освещённую Гороховую и до Загородного. Звёзды, дома, машины и ты.

Ленинградская жизнь сразу же показалась Тане более породистой, с интересным корешком, и как-то лучше обставленной во всех отношениях, — и улицы, и вещи, и люди обладали большим удельным весом, что ли.

Людмила Улицкая

Хооть и живу я в Москве,Питер очень люблю один из самых любимых городов на свете!он со своим характером,настроением.он вообще особенный, задумчивый…отличный город.

По-моему, самым великим художником России был Петр I, который нарисовал в своем воображении замечательный город и создал его на огромном холсте природы.

Переворачивает мозг от его безумной красоты. Мысли путаются и не складываются в строчки. У меня было чуть меньше недели… Сейчас бы столько. Ломает. Так хочется в эту сказку.

Петербург — окно, в которое Россия смотрит в Европу.

Франческо Альгаротти

Люблю Петербург бессильною любовью! Не могу выразить своих чувств, все слова кажутся слишком обыкновенными. Мне кажется, лучшие стихи о Петербурге — те, в которых он отразился таким, какой он есть, с тусклыми зимними днями, холодным ветром, старыми домами, пробками на дорогами, дворами-колодцами. И хочется воскликнуть как в песне Ночных Снайперов: «Все прекрасно, даже это!»

Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности, на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские в свою очередь, объиностранились и сделались ни тем ни другим.

Я была в Питере всего один раз…но эти несколько дней, проведенные там, вызывают столько положительных и теплых эмоций…спасибо этому городу за то, что встретил нас такими теплыми солнечными днями, за его красоту, за то, что он напоминает европейские города….за его романтику и неспешность. И за «нас» самое большое…спасибо!

Кому попалось болото, тот помучался, пока установил фундамент. Хотя дома и отстроены, они трясутся, когда около проезжает экипаж.

Польский путешественник о Петербурге

О,Питер! Сказка ,а не город!И люди там очень-очень добрые! На вечно этот город, на вечно! Только вот холодно там.

Тишина в нем необыкновенная, никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, все подавлено, все погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их.

Ты такой мрачный, мистический, бледнолицый, холодный… Как тебе удается быть таким спокойным, внушать это удивительное умиротворение?… Я бы хотела сейчас прижаться к твоим серым стенам… Не знаю, почему ты мне кажешься таким родным. Такое чувство, как будто другую, параллельную жизнь я провела на твоих улицах. Жаль, что ты так далеко.

Петербург создан для прогулки: он как парк, он как зал.

Андрей Битов

Очень люблю Санкт-Петербург! Считаю, что это лучший город мира по своей красоте! Когда первый раз приехала в СПБ, то несколько часов ходила с открытым ртом от всего великолепия города :))) И потом много раз приезжала в Питер на выходные просто прогуляться , так сильно меня тянуло в город и особенно к Казанскому собору! Питерцы, не ругайте Москвичей! Мы Вас любим и ваш божественный город!

В этот город влюбляешься сразу. Он поражает воздухом и людьми. Его начинаешь любить еще до того, как встретишься с ним. И потом находишь все больше совпадений. Между тобой и этим городом.

Я был в Питере всего один раз но этот раз произвёл на меня сокрушительное впечатление и я считаю его самым красивым городом России. По одному петергофу полубегом ходил часа три и то не всё посмотрел,а сам город с его архитектурой просто можно ходить и смотреть на одни здания,да Пётр хорошо постарался. Я б туда ёщё разок бы сгонял.

Есть в Ленинграде жесткие глаза и та для прошлого загадочная немота, тот горько сжатый рот, те обручи на сердце, что, может быть, одни спасли его от смерти.

Илья Эренбург

В хорошую погоду — это лучший город на свете. Во-первых, он на берегу моря. Это необходимое условие для нормального города. Лучше всего, конечно, на берегу океана, но море — тоже хорошо. Не воспринимаю города в глубине суши. Как будто дышать нечем. Во-вторых, конечно, архитектура. Просто прогуляться по центру — это же эстетическое удовольствие. Далеко не в каждом даже крупном городе такое возможно. Например, от Садовой до Исакия. И потом по набережной до Дворцовой, а там — по Мойке до Малой Конюшенной и на Невский. Или по другому берегу Невы: перейти через Дворцовый и вдоль по набережной до моста Лейтенанта Шмидта. Очень панорамный маршрут. Но не только архитектура 18-19 века имеет место, есть и современные удачные находки. Например, гост. Прибалтийская и местность вокруг нее. Это мое любимое место в городе. Вообще, Вася — это круто. ЛенЭкспо — замечательно. Простор, дышится легко.

Камни или не камни, объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует ее. Человека, там выросшего или, по крайней мере, проведшего там свою молодость, — его с другими людьми, как мне кажется, трудно спутать.

Еще люблю парки. И в пригородах (Пушкин, Павловск — особенно) и в самом городе, например, Приморский ЦПКиО. А зимой как здорово посмотреть на Михайловский дворец из Летнего сада! Эталон классицизма. Ну и конечно, родная деревенька Купчино. Все децтво прошло среди железобетонных избушек. Вот, например, Гражданка вроде тоже самое, но не греет. А Купчино греет. В последнее время район развивается, это отрадно.

Петербургская улица осенью проницает весь организм: леденит костный мозг и щекочет дрогнувший позвоночник; но как скоро с нее попадешь ты в теплое помещение, петербургская улица в жилах течет лихорадкой.

Андрей Белый

Город Гермеса Лукавого)))) Город оживших Богов)) Город вечно-дождливого счастья))) Город туманных мыслей))) Город живой))) дышащий город.

Санкт-Петербург — капризный город. Словно ветреная, избалованная красавица, которая сначала дарит улыбки, а потом ускользает, скрывшись в пестрой толпе. Сегодня она мила и игрива, а уже завтра на что-то обижена. Не угадаешь, не поймешь и не застрахуешься от неожиданных перемен настроения. Такие же чудеса творятся с погодой в Санкт-Петербурге. Только что светило солнце, миг — и резко потемнело, наползли низкие тучи с Невы, и начался дождь..

О! Этот город — город сказка, горд мечта! Побывала там лишь раз, но вовек не забуду этой красоты: архитектуры, насыщенного историей воздуха и прохлады Невы в жуткую жару!

Для меня Питер — это такой строгий франт, немножко денди, такой изящный, тонкий, аскетичный.

Диана Арбенина

[/su_note]

Я здесь родился и рос. Я люблю свой родной Петербург. Жаль, но в силу сложившихся обстоятельств сейчас бываю там только раз в год:( И каждый раз ОЧЕНЬ жду этой встречи. Как пел любимый мною поэт-песенник Александр Розенбаум: «Боже мой, как люблю, как люблю я домой возвращаться! Как молитву читать номера ленинградских машин, И с родной Петроградской у старой мечети встречаться, Пролетая по белым ночам опьянённой души.» Это про меня. Петербург — это мой лучший друг. Петербург — это родной город моих лучших друзей. Я люблю Тебя, Петербург ! Я люблю Вас, дорогие мои земляки-петербуржцы!

Питерское настроение — это, когда ты слушаешь Сплин, а за окном пасмурно.

Хороший город у которого есть свои поклонники но я думаю MOSCOW-the best city in russia!!!Большой город с большими возможностями а еще люблю нью-йорк! Офигительные виды особенно с небоскребов!

Питер — это папа, а Москва — мама; они в разводе, и живёшь ты, понятно, с мамой, властной, громогласной, поджарой теткой под сорок, карьеристкой, изрядной стервой; а к папе приезжаешь на выходные раз в год, и он тебя кормит пышками с чаем, огорошивает простой автомагистральной поэзией типа «Проезд по набережным Обводного канала под Американскими мостами — закрыт» и вообще какой-то уютнейший, скромнейший дядька, и тебе при встрече делается немедленно стыдно, что ты так редко его навещаешь.

Вера Полозкова

Это потрясающий город! Прекрасная архитектура, необыкновенная атмосхера, и просто волшебные белые ночи! Так приятно заходить в простые дворики и видеть красивые пейзажи.

Питер — город контрастов, город архитектуры, город людей. В этом городе нет места жестокости и насилию.

Я люблю Питербург, но не только потому что там родилась, Питерцы все его любят,но еще и потому что он город с особым духом и как бы своим мнением,про Москву можно сказать что если ты там пробьешся,то ты сможешь ею во многом управлять,и жить там будет легко,тебе все будут улыбаться,зная что с тобой шутки плохи,а в Питере по другому,с этим городом надо мириться,знать что ты хочешь,и добиваться этого скорей хитростью и мозгами,одну пробиваемость мало кто оценит,а те кто пишет что город на них наводит угнетение-это просто люди привыкшие со всем бороться по жизни,разьве нет?И город просто дает им понять что сдесь не их место,и что вечная борьба ни к чему не приведет,и правильно делает. Питерцы привыкли плыть по течению цепляясь за удачю и отталкиваясь от невзгод,а не идти всю жизнь против течения пытаясь дойти до заветного истока что бы можно было с высока следить за всем и быть первоисточником всех событий.Этим городом стоит гордиться еще и потому что он принимает не всех в свои обьятия.

Всё б глаз не отрывать от города Петрова, гармонию читать во всех его чертах и думать: вот гранит, а дышит, как природа.

Белла Ахмадулина

Город дышит весной. Или это я дышу весной? 🙂 Но чувствуется. Хотя ещё никаких внешних признаков весны нет, температура обычная зимняя плюс-минус ноль, но в Городе уже приподнятое настроение. Петербург свежеет. И это приятно. В Санкт-Петербурге приятное ожидание весны. 🙂

Он как магнит, тянет к себе.

Петебург — странное место. Но я его действительно люблю. В этом городе есть Энегрия — некоторая таинственная силе. Этот город — живой. Санкт-Петербург — душа России. Москва — желудок.

Питер… особый воздух, атмосфера и настроение. Это город, прячущий в закоулках двустворчатые окошечки, расположенные у самой земли, старинные обветшалые здания и ветхие особнячки… Прогулка по Питеру — все равно что прочтение дневника жизни.

Олег Рой

Питер прекрасный город!В нем все прекрасно!И набережные,и памятники,и старые фонари,и дождь,и сырость! АЙ ЛАВ Ю,ПИТЕР!

В чем магия Питера? В нем много неба, много воды, много пространства. И много людей, которым все это так же нравится, как и тебе.

Вот и наступила весна в Петербурге. С теплом, солнышком, оживлением. Только эта весна немного грусная какая-то. Наверное, из-за финансового кризиса и того, что не ожидается в Петербурге ничего хорошего. Город как разрушали, так и будут разрушать. А нам останется лишь тоска по Санкт-Петербургу, который мы потеряли.

Величие Петербурга исполнено глубокого смысла; этот могущественный город, одержавший победу над льдами и болотами, дабы впоследствии одержать победу над миром, потрясает — потрясает не столько взор, сколько ум!

Астольф де Кюстин

Уникальное место. Если Москва являет собой пёстрое лоскутное одеяло разных зон, то там — выраженный общий стиль, по крайней мере центр есть центр, строился сразу целыми проспектами, где всё сочетается и дома все разные, равно как на светские мероприятия, балы и т.п. все люди заявлялись в разных, эксклюзивных нарядах. Ничего менять там с виду не надо, но, к сожалению, всё это ветшает, строятся новые совершенно неподходящие туда здания, город теряет облик и ничего подобного на Земле уже не будет. По этому поводу действительно жаль. Уже в экстазе от грядущего посещения музеев, кафешек, берега Финского залива… хотя по унылому поводу еду, но паузы для погулять сначала несомненно будут. Давно там не была. Кажется что только это успеть а там хоть трава не расти, либо светлое будущее автоматом, либо всё, приплыли окончательно.

Приезжая сюда, становишься как бы частью этого всего спокойного безумия, этого нерукотворного волшебства.

Мне нравится разглядывать старые здания на набережных, гулять по улочкам и улыбаться прохожим. Я чувствую себя здесь всегда дома, всегда в безопасности.

Есть в Санкт-Петербурге места, в которых душа отдыхает и становится спокойно и легко. Без каких-либо ярких эмоций. Для меня таким местом является Большой Гостинный Двор. Гуляя по его первому этажу ощущается такая умиротворённость, такое спокойствие, и извечные проблемы и издёрганность временно оставляют истерзанную душу. Ходишь, как по музею, впитываешь его атмосферу, и слегка улыбаешься сам себе. Дух Петербурга витает в Гостинке. И хоть в БГД было много событий в моей жизни, много различных воспоминаний, но все они «гасятся» петербургским духом этого места. Санкт-Петербург прекрасен в своей многогранности, и одной из его чудесных граней является Большой Гостинный Двор.

Повторяем: у России одна единственная столица — Москва; Sanktpetersburg не может быть столицею русской земли, и никогда ею не был, как бы ни величали его в календарях и официальных бумагах. Санкт-Петербург не столица, созданная историческою жизнью русского народа, а местопребывание правительства со времён царя, подписывавшегося на указах, обращённых к русскому народу по-голландски — Piter.

Иван Аксаков

Хоть и встретил холодом, карманным воровством, неработающей станцией Горьковская (где живу) и приставучим узбеком — всё равно люблю. Казалось прошлый раз, что народоплотность слишком высокой концентрации, но уж таких-то жутких пробок из людских тел, как в московском метро, конечно же нету. Чего народ в массе именно в Москву прёт? Хотя в СПб не надо, не надо портить его своим избыточным присутствием. Многое дешевле (чем в Мск): нек-рая еда, пресса, медикаменты, техника, культурные мероприятия вроде кино… Не всё, но таки многое. Квартиры далеко не все ветхи и странны по планировке, полно стандартных. Уж не говорю про эстетику. По Москве она рассована и разжижена, здесь же собрана в центре не без простирания вкраплений и на окраины. Все эти водоёмы, мосты, здания, арки, фонари, деревья, купола, львы, русалки, мачты, колонны, памятники… Утеряла тут цифромыльницу с новыми фотами, приобрела новую. Меж тем погода уже переменилась и те же места смотрят на меня по-иному.

Мне здесь тепло в любую погоду. Каждое место хранит в себе воспоминания. Мои, твои, многих других.

В этом городе живёт небо, небу 300 лет, оно устало. А под небом воздух из мороза да к тому же с привкусом металла.

Ночные снайперы

Невозможно не почувствовать, что здесь и время течет по-другому, здесь день длиннее, и не только потому что белые ночи. Просто потому, что сидеть дома здесь просто бессмысленно. Гуляйте по Питеру! Восхищайтесь им! Дышите им!

Пять лет я езжу на работу из Петербурга в Москву, наблюдая превращение второй столицы в Рим при варварах: местные пейзане (гордые римляне) пасут коз на развалинах Колизея. Сходство — внутреннее. Грязь, дороги перекопаны, каждый ремонт – триумф хамства, указателей – ноль. По набережным — битые бутылки, на дороге фиг кто уступит, и даже в музыкальных магазинах продавцы не пританцовывают, а тупо смотрят в пространство. Минор.

Дмитрий Губин

Ты знаешь, Питер имеет душу. Там даже

камни умеют слушать.

 

В Питер художники и музыканты приезжают не за славой и деньгами, а за тусклым мистическим питерским светом белых ночей. В Питер приезжают за озарением, за интуитивным сознанием. Без озарения творчества быть не может, можно логически написать текст, но он будет пресный и ужасный. Глубочайшее чувствование мира, Вселенной, Неба многие обретают именно в Питере.

Юрий Шевчук

Я приезжаю, и мне там лучше и жить, и прятаться, и грустить. Его вода для меня живая, в его автобусах и трамваях я от забот своих уезжаю, чтоб теплый свет его ощутить.

Санкт-Петербург, конечно, необыкновенный город. Это ощущают и те, кто родился в нем, и те, кто приезжает сюда всего на несколько дней, чтоб своими глазами впитать его неземное очарование…Петербург называют городом грез.

Андрей Столяров

Питер — столица мира!

Ты знаешь, в Питере проще верить, что

счастье есть, что открыты двери, там

нарисованы акварелью мои расплывчатые мечты.

В Петербург приезжают с улыбкой, без всякого повода, просто чувствовать тяжесть его дождевых облаков. И не стоит искать аргумент против веского довода — в Петербург приезжают влюбиться… Во веки веков.

Инна Романова

Его проспекты

уходят в небо, ему я верю — отчасти

слепо — и сочиняю ему сонеты, а он разводит свои мосты.

Трудно схватить общее выражение Петербурга. Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию: так же мало коренной национальности и так же много иностранного смешения, еще не слившегося в плотную массу. Сколько в нем разных наций, столько и разных слоев обществ. Эти общества совершенно отдельны: аристократы, служащие чиновники, ремесленники, англичане, немцы, купцы — все составляют совершенно отдельные круги, редко сливающиеся между собою, больше живущие, веселящиеся невидимо для других.

Николай Гоголь

Ты знаешь, Питер как мудрый старец: своими зельями исцеляет и исполняет

свой странный танец, как ритуал от былых обид. Его каналы, его фонтаны —противоядия от дурманов, и эти воды затянут раны, и сердце больше не так болит.

В город белых ночей приезжают смотреть на небо и рано умирать. Остальные столицы к ранней смерти не располагают. В Нью-Йорке, Париже и Москве живут долго и работают напряженно.

Илья Стогоф

Все приезжающие в Петербург беспрестанно повторяют слово «фантастика».

Ведь Питер знает на все ответы: как

быть собой и дожить до лета. Я там

всегда остаюсь согрета, пусть даже в самый унылый дождь.

Чего ловить в Петербурге — не очень понятно. Это не скажешь словами. Это либо чувствуешь всей кожей, либо никогда не объяснишь, о чём речь.

Илья Стогоф

Кому-то девочки, кому-то выпить…Кому-то — просто встретиться с людьми!А мой размер — приехать в Питер ,И объясниться Питеру в любви!

Он нежно манит и опьяняет, он как дитя на руках качает и заставляет забыть печали, пусть их немало еще хлебнешь.

Как узнать оптимиста в Питере? Он перед выходом на улицу чистит обувь.

Дыши Питером как и я, Танцуй в ритме его огней.

Ты знаешь, он от всех страхов лечит, я в каждом сне мчусь к нему навстречу, он свои мантры мне в ухо шепчет и объясняет все без прикрас.

Пётр Первый однажды решил поехать в Петербург — и появился Петербург.

Мои люди в Питере , люди в Москоу Сити, Наши районы пронизаны музыкой сильных, Улицы в граффити, Рэп на айподах, Наши с вами города.

Пускай он часто бывает серым, но это не подрывает веру, и я в него влюблена

без меры с тех пор, как встретила в первый раз.

Только коренной житель Петербурга не радуется, когда видит разводящиеся мосты, а с досадой восклицает: «Блииинн!»  

Лечу на Питер , ждите мегагрозу… везу с собой.

Питер… особый воздух, атмосфера и настроение.

Чёрные дни лучше пережить там, где есть белые ночи.

Я снова с вами, детки мои…Я В ПИТЕРЕ

Это город, прячущий в закоулках двустворчатые окошечки, расположенные у самой земли, старинные обветшалые здания и ветхие особнячки. Здесь можно встретить «Булочные», от которых веет ароматом свежевыпеченного хлеба, и трактир с прекрасной русской кухней и музыкой.

Питер — город, который у одних вызывает вдохновение, а у других ОРЗ.

Величественный Питер.

Прогулка по Питеру – все равно что прочтение дневника жизни. Северный порыв ветра сдувает с тротуара снежную «простынь», а заодно проникает в душу, заигрывая с чувствами и воспоминаниями…

Питер спасибо, Питер до встречи!!! ООчень буду скучать! главное не получить амнезию.

Даже птицы терпят, пролетая над Питером! 

Его я слышу, ему я верю, он пахнет желтым предобрым зверем, конями, Пушкиным, Петром Первым и алым парусом на заре.

Если в Питере в холодильнике

повесилась мышь, то рядом с ней можно найти записку с прощальным стихотворением.

А Питер лечит, а Питер шепчет, что это лето, что будет легче, что пустость длиться не может вечно, смотри на небо мое, глупыш.

Питер можно назвать городом контрастов. Ведь только здесь есть кольцевая дорога, которая на самом деле совсем не кольцевая.

Это имя души — Ленинград!

Это имя не гром и не град !!

Санкт-Петербург — единственный город в стране, где переезд в Москву считается не ступенью в карьере, а безнадежным грехопадением.

Этот город самый лучший город на Земле,он как будто нарисован мелом на стене.

Только в Питере люди радуются дождю без ветра.

Мне чудится в Рождественское утро мой легкий, мой воздушный Петербург.

Нельзя над Питером смеяться, Им можно только восхищаться! Ну, где в России есть, скажи, Интеллигентные бомжи?!

Ты попал в этот город, как зверь в капкан; Даже если болит, то уже не уйти, но однажды ты выйдешь в ночной туман и увидишь небо в своей горсти..

Если ты ни разу не был в Питере, но был в Вене, в Париже, в Берлине, в Барселоне, в Лондоне, в Монреале, ты всё равно ни разу не был в Питере. 

Поделиться в социальных сетях

«Внеприсутствие в диалоге» – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

5. Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов. М., 2003. С. 251.

6. Желтова Н.Ю. Проза первой половины ХХ века: поэтика русского национального характера. Тамбов, 2004. С. 140.

7. Куприн А.И. Собр. соч.: в 9 т. М., 1964. Т. 4. С. 245.

8. Щукин В.Г. В мире чудесных упрощений (к феноменологии мифа) // Вопр. философии. 1998. № 11. С. 26.

9. Лермонтов М.Ю. Соч.: в 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 156.

10. Терещенко А.В. История культуры русского народа. М., 2007. С. 8.

11. Брокгауз Ф.А. Энциклопедический словарь. Современная версия. М., 2002. С. 506.

12. Измайлов А.А. Александр Куприн. Песни земной радости. Критика начала ХХ века. М., 2002. С. 222.

13. Пивоев В.М. Функции мифа в культуре // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. М., 1993. № 3. С. 42.

Поступила в редакцию 9.02.2009 г.

Kulagin S.A. The problem of national identity in story A.I. Kuprin’s “Captain Rybnikov”: myth about invincibility of the Russian weapon. In clause it is considered art Presentation a myth about invincibility of the Russian weapon in A.I. Kuprin’s story “Captain Rybnikov” (1906) in a vein of modern ethnoliterary approaches. It is proved, that the writer in product used this myth as means of expression of own national identity and as a way of creation of originally Russian and pseudo-Russian pictures of the world.

Key words: A.I. Kuprin, national identity, a myth about invincibility of the Russian weapon.

УДК 882

ОППОЗИЦИЯ МОСКВА-ПЕТЕРБУРГ В ПРОЗЕ Е. ЗАМЯТИНА И Ю. АННЕНКОВА: «ВНЕПРИСУТСТВИЕ В ДИАЛОГЕ»

© Э.Н. Дзайкос

В статье рассматриваются важнейшие художественные детали поэтики «петербургского текста» в эссе «Москва-Петербург», лекции «Современный русский театр» Е. Замятина и романе «Повесть о пустяках» Ю. Анненкова, написанных в период эмиграции. В работе выделена конкретная атрибутика эмигрантского «петербургского текста»: оппозиция Москва-Петербург, упоминание о «Театре улиц и площадей», история Академии Художеств, а также такие исторические реалии, как «массовый переход художников от мольберта к книге» в начале XX в. , интерпретация «самой последней моды» на творчество В. Мейерхольда.

Ключевые слова: оппозиция Москва-Петербург, петербургский текст, Анненков, Замятин.

Для многих русских писателей, оказавшихся после гражданской войны в эмиграции, Москва и Петербург как центры исторического самосознания на родине в этом многовековом диалоге столиц становятся константами «присутствия», точнее «внепри-сутствия». Как отмечает К. Исупов: «Уже эмигранты «первой волны» в своих оценках философской и литературной продукции зарубежья быстро локализовали эмигрантскую «Москву» и эмигрантский «Петербург» [1].

Е. Замятин в эссе «Москва-Петербург»

(1933), характеризуя архитектурные, театральные, музыкальные и литературные аспекты диалога столиц, акцентирует такое явление, как «массовый переход художников от мольберта к книге» [2]. Основоположни-

ком этой исторической тенденции стал Петербург, и лучшие образцы художественных изданий вышли в свет в петербургских книгоиздательствах. Москва не отставала. Иллюстрацией к наблюдениям писателя может стать история создания книги А. Блока «Двенадцать» (1918) в оформлении Ю. Анненкова в издательстве «Алконост» [3].

По воспоминаниям С. Алянского, руководителя издательства «Алконост», «петербургские» иллюстрации к поэме Блока о Петербурге были созданы в Москве, где Анненков на тот момент жил. Именно художник «вводит поэму Блока в общую линию развития петербургской темы в русской литературе», — пишет Л. Долгополов [3, с. 18]. Городская достоверность поэмы, которая осмысли-

валась через иллюстрации Анненкова, была отмечена М. Зощенко, К. Фединым, Д. Лихачевым. Исследователь также отмечает, что на фоне мрачных, угрюмых, по-петербургски исполненных рисунков Катька оказалась «москвичкой». Сохранилось письмо Блока, адресованное художнику и написанное сразу же после его знакомства с первыми рисунками к поэме: «Катька» — великолепный рисунок сам по себе <.. .> Катька — здоровая, толстомордая, страстная, курносая русская девка; свежая, простая, добрая — здорово ругается, проливает слезы над романами, отчаянно целуется <. > Хорошо тоже, что крестик выпал <…> Рот свежий, «масса зубов», чувственный <. > «Толстомордость» очень

важна (здоровая и чистая, даже — до детскости). Папироски лучше не надо (может быть, она не курит)» [З, с. Ю]. Анненков не сразу уловил городскую принадлежность Катьки. И Блок сам проясняет в письме те глубинные течения, которые по сей день трактуются исследователями неоднозначно. Можно предположить, что петербургская тема не может быть полноценной в представлениях и художника, и поэта без антитезы Москва-Пе-тербург.

В своих иллюстрациях Анненков применяет почти документальную точность, вычерчивая путь «Двенадцати» в реальном Петербурге, определяя конкретную городскую систему координат поэмы. По оценке Долгополова, художник рисовал Катьку «с натуры» в каком-нибудь московском трактире [З, с. 2Q]. Важно отметить тот факт, что Катька как бы противопоставлена всем персонажам поэмы (это следует из письма Блока): уже внешний вид на уровне художественного восприятия дистанцирует ее в восприятии поэмы, даже не касаясь глубоких течений в тексте, где эта противопоставленность выражена и очень важна для поэта. Благодаря повествовательным городским иллюстрациям Анненкова поэма «Двенадцать» Блока стала именно петербургской поэмой. «Алконо-

стовское» издание поэмы Блока в истории советского книжного дела имеет огромное значение и стало одним из лучших образцов «художественного музея» (по выражению Замятина) [З, с. 1S].

Знал или не знал Замятин об этой истории создания книги — точно ответить, вероятно, уже невозможно. Но упоминание тако-

го явления в 1933 г. (незадолго до смерти) в эссе, посвященному не только двум столицам, но и самой России, утраченной, возможно, навсегда, как кажется, носит не случайный характер. Для писателя в эмиграции было важно не только, с каким образом России он расстался, но какой возможно будет ее приветствовать [1, с. 20].

В 1931 г. в лекции «Современный русский театр» Замятин пишет: «Искусство Станиславского Мейерхольд не слишком благоговейно называет «заглядыванием через замочную скважину в чужие квартиры»; Станиславскому же работа Мейерхольда довольно часто кажется скорее цирком, чем театром» [4]. По представлению писателя, будущее для русской режиссерской работы заключается в синтезе двух направлений -творчества К. Станиславского и В. Мейерхольда. Интересно, что сама лекция также написана в системе координат оппозиции Москва-Петербург. Если в эссе «Москва-Петербург» довлеющей была «петербургская» линия в искусстве, то здесь писатель сам акцентирует, что Москва имеет «значение центра, компаса, — направляющего движение всей страны» [4, с. 437]. По поводу рассуждений Замятина о том, что Россия, как лаборатория, «работает ныне на весь мир», напрашивается аналогия с творческой судьбой Анненкова, да, наверное, всего Русского зарубежья. Здесь можно говорить и о театре, и о музыке, и о живописи, о литературе и, конечно, о кинематографе, в котором активно работали Замятин и Анненков.

В своем романе «Повесть о пустяках»

(1934) Анненков пишет: «Повесть течет по соседству с событиями, огромными по объему, по глубине, по трагизму, по выводам, -они совершаются как бы в соседней комнате, ключ в которую потерян, и только дверная скважина осталась открытой. Через эту скважину иногда доносятся голоса, крики, малоразборчивые, отрывистые звуки, иногда сверкнет ослепляющий свет, долетит холод полярных ветров, горячее дыхание пожаров. Там, за дверной скважиной, может быть, даже не комната, там, судя по отрывкам подсмотренного и подслушанного, можно подозревать существование мира во всей его сложности; там происходят романы — события величественные, значение которых неизмеримо. Здесь же протекает случайная по-

12S

весть, рябь по воде» [5]. Пространство «Повести», с одной стороны, замкнуто, поскольку это комната, а с другой — бесконечно, как восприятие водного пространства. Такое внутреннее противоречие пространственной характеристики романа подтверждает его прямое отношение к «петербургскому тексту»: Петербург как край света и как «окно в Европу».

В Петербурге 1920-х гг. Анненков реализует себя в театре как постановщик, как художник декораций и костюмов. В «Дневнике моих встреч» (1966) он посвятил целую главу В. Мейерхольду. Эпиграф, думается, выбран был не случайно: «Связь между искусством и реальностью — та же, что между вином и виноградом» [6]. Слова новатора и экспериментатора в театре проливают свет на внутренний неосознаваемый диалог Замятина и Анненкова. Петербург как время, пространство, культурная среда, как национальная почва выступает в качестве внешне утерянного образа (доминанта) национального самосознания. В творчестве, в искусстве эта связь с городом становится доминирующей, преобладающей. Она становится системой координат в эмигрантском периоде творчества — это «петербургское» пространство. Петербург выступает как реальность за «железным занавесом» в безвозвратно (по внешним обстоятельствам) потерянной России и как искусство, которое никто не отнимет и которое может выступать даже как «реальное» пространство. Ведь обмен новостями из культурной жизни России между приезжающими за границу русскими и эмигрантами происходил и был необходим как воздух для последних.

Проиллюстрировать вышесказанное можно еще одним примером. В лекции Замятин первенство в эксперименте «Театр улиц и площадей» по праву отдает Ленинграду-Петербургу. Заметим, что в эссе «Москва-Петербург» пространство Петербурга — это исторический центр Петербурга, а рабочие окраины — это Ленинград. В следующий раз Замятин упоминает, что в «Петербурге, превратившемся в Ленинград», художникам стало тесно. Не потому ли, что политическая обстановка сузила пространство, лишила живительного кислорода любое творчество в «столице русской живописи». Выразилось это в изменении названия города — внешней

номинативной оболочки [2, с. 187]. И, наконец, ключевое замятинское определение: «Петербург с тех пор успел стать Ленинградом, но остался Петербургом гораздо больше, чем Москва — Москвой» [2, с. 183].

Упоминаемая писателем Академия художеств, основанная еще в XVIII в., существует в художественном мире «Повести о пустяках». В игровом пространстве романа преломляются реалии 1920-х гг. «петербургской» жизни, тот самый «дискуссионный период» (Анненков) русской жизни. Главный герой, Коленька Хохлов, председательствует во Вхутемасе. Академию художеств так переименовали в Высшие художественно-технические мастерские. На ежедневном пленуме Совета Вхутемаса спорят материалист, требующий во главу живописи поставить профессионального маляра; кубист, считающий, что в основу обучения живописи следует поставить науки, трактующие вопросы образования формы, например, тригонометрию; конструктивист предлагает утилитаризм как формулу нового искусства; представитель группы «революционный быт» предлагает, прежде всего, стать хорошим коммунистом, а только потом хорошим художником. «Дискуссионный период» в романе похож на фарс, но он и не претендует на историческую достоверность. Хотя А. Данилевский за каждым представителем художественного направления обнаружил исторический прототип среди современников Анненкова. Если для художника-Анненкова в первую очередь важна документальная точность, то для писателя-Анненкова прототипы лишь материал для выполнения замысла, краски мазков на мозаике полотна: по отдельности всего лишь цвет и фактура, а вместе сюжет, реализация замысла, когда детали работают на целое.

Замятин пишет, что «поля советской литературы еще мирно цвели и давали богатый урожай» (до появления РАПП): конструктивизм, формализм, имажинизм, футуризм [2, с. 200]. Развести этот пестрый клубок литературных течений помогает оппозиция Мо-сква-Петербург как система координат. У такого образно мыслящего писателя, как Замятин, эта система воплощается в образе «литературного корабля» [2, с. 194].

В лекции о современном театре Замятин вводит термин «Театр улиц и площадей». Не

столь важно, что ставили, главное масштаб театра для писателя. Можно предположить, что Замятин имеет в виду представление «Гимн освобожденного труда». Первомайское торжество, в котором в качестве режиссера выступал Анненков, нашло отражение и в «Дневнике моих встреч», и в романе «Повесть о пустяках»: «Голодная, босая революция нанизывает новое звено на общую цепь того площадного искусства, где количество становится качеством» [5, с. 225]. В честь третьей годовщины Октябрьской революции была поставлена массовая социальная феерия «Взятие Зимнего дворца» в Петербурге 1920 г. В сознании писателя-Анненкова два массовых представления слились в одно на страницах романа «Повесть о пустяках». Так называемая историческая недостоверность отражена в комментариях А. Данилевского. Современному человеку покажется абсурдным то горение, желание, та жажда творчества, которую описывает и сам Анненков, и его современники при воплощении этих массовых зрелищ. Шел 1920 год. Казалось, что «эта зима — последняя зима, за которой уже нет иных времен года» никогда не кончится [5, с. 217]. Пережив голод, страшный холод, люди нашли в себе силы и творческую энергию воплотить этот замысел в жизнь, пусть даже с подачи «Полит-Просвета». Интересно, что за проделанную работу режиссура получили «паек табаку на сто папирос и по два кило мороженных яблок» [6, с. 460].

«Петербург похож на римского воина, высеченного из мрамора, и — на оловянного солдатика в желтом золоте кавалергардской формы. В революцию стал похож Петербург на умирающего гладиатора: мрамор, застывший в падении; на мраморной груди — струйка живой, горячей крови; к щеке, к плечу, к бедру — белый на белом — прильнул снег, красная кровь стекает на снег пьедестала» [5, с. 267]. Таким «зрительно гипертрофированным» предстает город в прозе Анненкова, что еще раз подчеркивает его принадлежность к стану художников. Сравнение Петербурга с Римом характерно для «петербургского текста» и здесь ярко выражена принадлежность творчества писателя к этому литературному явлению [7]. В «Повести о пустяках» есть также и живописный образ Москвы: «Москва — летом — похожа на игрушку монастырского изделия; зимой Москва — фи-

гурный мятный пряник. Не все ли равно -зима, лето ли? Москва прекрасна, никакое время года не в силах подточить ее красоту. Розовый, горящий, ослепляющий снег. В розовом пылании зимняя Москва» [5, с. 267].

Не является ли художественной параллелью тот факт, что Замятин в своем эссе также упоминает особенность архитектурной Москвы — «множество церквей» [2, с. 184]. Для писателя очень важно подчеркнуть, что Москва потеряла свой голос, когда были сняты все церковные колокола. Православный мотив в описании города сближает художественное видение писателей. У Замятина Петербург — «даже больше Ленинград, музыку колоколов сохранил у себя до сих пор» [2, с. 193]. Вероятно, для писателя духовная сердцевина Петербурга осталась прежней, а это самое главное для Замятина. Кстати, корни петербургской музыкальности лежат в старой обрядовой, хороводной песне, по мнению писателя, т. е. еще раз подчеркивается народность и тесно связанное с ней православие. Если по традиции «Москва — женского рода» (Н. Гоголь, Е. Замятин), то очень важно как женщина пахнет. По Далю, слово «пряник» происходит от «пряный» — острый, пахучий и приятный на вкус [8]. Анненков-ское сравнение Москвы с пряником вписывается в границы гоголевской трактовки столичных отношений. Замятин и Анненков взаимодействуют в «петербургском тексте» русской литературы.

Главная точка соприкосновения в творчестве Замятина и Анненкова эмигрантского периода — «какой след оставлен <…> революцией в Петербурге и Москве» [2, с. 184]. Поэтому публицистика Замятина и проза Анненкова включает в себя творческие параллели: ключевая оппозиция Москва-Пе-тербург, упоминание о «Театре улиц и площадей», история Академии художеств, «массовый переход художников от мольберта к книге» в начале XX в., интерпретация «самой последней моды» на творчество В. Мейерхольда.

1. Москва-Петербург: pro et contra I сост., вступ. ст., коммент, библиогр. К.Г. Исупова. СПб., 2QQQ. С. бЗ.

2. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999. С. 1S9.

Ш

3. Блок А. Двенадцать. Тбилиси, 1918.

4. Замятин Е.И. Соч.: в 4 т. Мюнхен, 19721988. Т. 4. С. 443.

5. Анненков Ю.П. (Б. Темирязев). Повесть о пустяках. СПб., 2001. С. 291.

6. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: цикл трагедий. М., 2005. С. 361.

7. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического: избр. М., 1995. С. 350.

8. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 2003. Т. 3. С. 532.

Поступила в редакцию 9.Q2.2QQ9 г.

Dzaikos A.N. The opposition Moscow-St. Petersburg in the prose of E. Zamyatin and YU. Annenkov: “Out of presence in the dialogue”. The article deals with the most important artistic details of the poetics of «St. Petersburg text» in the essay “Moscow-St. Petersburg”, lecture “Contemporary Russian theatre” by E. Zamyatin and in the novel “The tail about trifles” by Yu. Annenkov, which were written in the period of emigration. The article distinguishes concrete attributes of emigrational “St. Petersburg text”: the opposition Moscow-St. Petersburg, the mention of “The Theatre of streets and squares”, the history of Academy of Arts and also such historical facts as “the mass artist’s transition from easel to book” at the beginning of XX century, the interpretation of “the latest fashion” on creative work of V. Meyerhold.

Key words: the opposition Moscow — St. Petersburg, “St. Petersburg text”, Annenkov, Zamyatin.

УДК S2IS9

ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ПАРИЖСКОГО ТЕКСТА В РОМАНЕ Э. ЗОЛЯ «ЧРЕВО ПАРИЖА»

© М.А. Гололобов

Рассмотрены содержание и специфика одного из субстратов парижского текста, определены функции гастрономических образов в художественном мире Э. Золя.

Ключевые слова: текст, городской текст, гастрономический уровень, субстрат, сверхтекстовые образования в художественном мире.

Урбанизм в искусстве приобретает особую актуальность в связи с развитием натурализма и его принципиальной ориентацией на исследование среды — бытового и материального окружения человека. Последняя треть XIX в., когда натурализм оформляется как литературное направление и творческий метод со специфической концепцией мира и человека, характеризуется научно-техническим прогрессом, ресурсы и механизмы которого сосредоточены преимущественно в городах. Потому город для Золя, теоретика и лидера литературного натурализма, — не только среда бытования его персонажей, но и символ новой эпохи — эпохи очевидных успехов техники и естествознания, требующих от художника адекватных методов осмысления и изображения стремительно меняющихся мира и человека: «…города, климаты стоят того, чтобы их изучать и чтобы увидеть в них гигантскую раму, внутри которой существует человечество», — пишет Э. Золя [1].

Актуальность исследования парижского текста связана с тем, что сверхтекстовые об-

разования, формирующиеся вокруг топонимов высокой культурной значимости, в настоящее время представляют большой интерес для гуманитарных наук. В связи с этим особую методологическую ценность обретают труды по теории и анализу сверхтекста [2-5], учение о «чужом слове» М.М. Бахтина [6], теория интертекстуальности (Ю. Кристе-ва [7], Р. Барт [8]), а также исследования по истории городской культуры [9-11].

Парижский текст становится таким над-текстовым образованием для романов Э. Золя. На наш взгляд, художественные функции парижского текста в цикле «Ругон-Маккары» далеко выходят за пределы тех, что обычно описываются как выполняемые городской топикой в романах натурализма.

Текст Парижа в романах Золя представляет собой хронотоп, в котором автор размещает образы персонажей и предметов вещного мира. События романов разворачиваются в пространстве (от периферии к центру Парижа, в экстерьере и в интерьере) и во

Роман А. Белого «Петербург» как произведение символистской прозы. Образ Петербурга в романе.

Высшее творческое достижение – роман «Петербург» (1913; сокращенная редакция 1922), сосредоточивший в себе историософскую проблематику, связанную с подведением итогов пути России между Западом и Востоком. В романе «Петербург» — символизированное и сатирическое изображение российской государственности.

Роман о Петербурге был задуман Андреем Белым, вероятно, в конце 1906 года. В 1907 г. писатель упоминает в частных письмах, что работает над романом «Адмиралтейская игла». В том же году в журнале «Весы» выходят критические статьи Белого о петербургских литераторах. В этих работах возникает образ города-призрака, завораживающего людей своими туманами, губительного для всякой жизни. Первопричиной такого отношения была личная трагедия Андрея Белого: в 1906 г. в Петербурге он получил решительный отказ Л.Д. Менделеевой-Блок, в которую был безумно влюблен. Крах отношений с Любовью Дмитриевной поэт воспринял как свое поражение в борьбе с Петербургом. Но первый замысел оказался нереализованным. В 1911 г. Брюсов уговаривает редактора «Русской мысли» согласиться на публикацию продолжения «Серебряного голубя». Но в процессе работы выяснилось, что «Серебряный голубь» не может иметь продолжения: повесть переросла в роман, где главным действующим лицом стал Петербург. Прочитав первые главы, Струве категорически отказался от публикации: «Роман плох до чудовищности», — ответил он на уговоры Брюсова. Иначе восприняли его у Вячеслава Иванова, где Белый устроил чтение, — произведение было принято безоговорочно. Именно Иванов предложил название «Петербург» (до этого Белый рассматривал варианты «Тени», «Злые тени», «Адмиралтейская игла», «Лакированная карета»).

Белый вновь и вновь правил и переписывал текст. В конце концов «Петербург» был существенно сокращен и перекроен. Автор стремился «сухости, краткости и концентрированности изложения», но на деле роман утратил свои лучшие черты. Именно этот вариант был использован в большинстве советских изданий.

Больше столетия в русской культуре создавался миф о Петербурге — городе-призраке, возникшем на пустом месте, построенном одной человеческой волей, непостижимом городе воды, камня и туманов, городе, далеком от России, но ставшем ее символом. Писатель собрал воедино легенды города, все его литературные образы: среди его «сотворцов» Пушкин, Гоголь, Достоевский, Мережковский, Салтыков-Щедрин. Среди персонажей — тени героев «Медного всадника», «Бесов», «Идиота», «Шинели», «Пиковой дамы» (причем, не повести Пушкина, а оперы Чайковского). Роман Белого был итогом этого мифотворчества, предвестником грядущих великих потрясений.

Герои романа имеют не только литературные, но и исторические прототипы. Образу сенатора А.А Аблеухова приданы черты К.П. Победоносцева, В.К. Плеве, К.Н.Леонтьева. Именно убийство министра внутренних дел Плеве стало той отправной точкой, из которой вырос роман: Белого преследовало видение кареты, разнесенной взрывом. Отсюда возникло и первоначальное название. Сложные отношения в семье писателя, его детские воспоминания явились стержнем для передачи конфликта в семье Аблеуховых.

Действие романа происходит в 1905 году, на фоне событий, еще слишком памятных современникам писателя и несущих в себе пророчество о грядущей вселенской катастрофе.

В «Петербурге» разрабатываются две сюжетные линии, формирующиеся вокруг образов Николая Аблеухова, призванного совершить убийство своего отца-сенатора, и Дудкина, члена террористической партии, раскрывающего заговор в самом сердце партии. Но главным действующим лицом остается Петербург. Белый пытается разрешить загадку города, а вместе с тем понять судьбу страны. Что такое Россия — Восток или Запад? Не то и не другое, но то и другое одновременно. Преобладание любой из этих стихий одинаково губительны для России. Белый говорит, что Россия находится не на Западе и не на Востоке, а посередине, и её миссия в том, чтобы синтезировать, совместить Запад и Восток в себе, в каждом человеке. В «Петербурге» показана эра распада. Белый не ищет выходов из кризиса, он лишь озвучивает тайные ритмы эпохи, и сам ужасается открывающемуся хаосу. И «хороший», слащаво-приторный конец романа – только попытка убежать от собственных предчувствий.

Реальность Петербурга у Белого не только лишена смысла, она вообще дематериализована. Петербург со всеми населяющими его персонажами — порождение «мозговой игры» некоего повествователя. Белый предпочитает роль режиссера этого фантастического действия. Каждый из персонажей в «Петербурге» наделен в той или иной мере авторскими функциями. Каждый создаёт другого. Рожденный из головы Аблеухова-старшего Дудкин в свою очередь сотворяет образы Липпанченко, Медичи, Всадника, Шишнарфнэ.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

В «Петербурге» ничего не выговаривается прямо, все увидено боковым зрением, погружено в атмосферу иронической игры,намеков на иной, скрытый смысл. Белый открывает новый вид перспективы — отражающихся друг в друге кривых зеркал. В фабуле романа воплощена тема провокации, дьявольского наваждения. Истинный источник провокации — те таинственные силы, что вторгаются в мозг, в сознание Автора, Аполлона Аполлоновича, его сына, Дудкина в виде «мозговой игры». Источник провокации — то, что крадется за спиной каждого.

 Через весь роман последовательно проведен горизонтальный принцип членения пространства на «центр» и «периферию»: Петербург является центром по отношению ко всей Российской империи. Но и сам он разделен на центр и периферию: Петербургская сторона и острова. Центр по отношению к периферии кажется воплощением регламента, порядка, прямой линии. Тогда как «прочие русские города представляют собой деревянную кучу домишек».

Петербург, помимо всего прочего, находится на границе, в точке касания Запада и Востока. Сначала кажется, что Белый их решительно разводит, противопоставляет по линии центр — периферия: идущая с Востока угроза — это угроза центру со стороны периферии. Но Восток изначально засел в самом центре построенной Петром по западному образцу империи: и сенатор-реакционер Аблеухов, и его сын — потомки мирзы Аб-Лая. Оба Аблеухова ведут спор. И оказывается, что и охрана устоев петровской государственности, и метание в эту государственность бомб — равно «восточные» дела, как и «западные». Оба начала — западное и восточное — бесплодны, смертоносны, они пронизывают и русскую реакцию и русскую революцию.

Белому удалось найти языковую форму, соответствующую содержанию: нарочитое косноязычие перебивается сложнейшей мелодикой ритмически организованных речевых периодов. Прилизанный, вычищенный вариант 1922 года утратил это качество.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Русская проза (Санкт-Петербург) — Журнальный зал

Для узкого круга

Русская проза. Выпуски А и Б. (Санкт-Петербург).

 

Появление нового литературного журнала — факт, безусловно, отрадный, хоть и принимаешь его с резонным недоверием. Даже для того чтобы назвать проект «Русская проза», необходим немалый запас смелости и самоуверенности, поскольку заглавие предполагает в предшественниках у создателей журнала весь пантеон отечественной словесности, а значит, и ответственность на них падает соразмерная.

При этом оценки нового журнала могут быть диаметрально противоположными. Анна Голубкова акцентирует внимание на внешнем, практически не обращая внимания на внутреннее (В своем углу: О «Русской прозе» // Новая реальность, 2011, № 29). Это отчасти справедливо: журнал, словно шипами, оброс защитной броней усложненного текста и вычурного стиля — вызов юнцов, время которых, на их взгляд, пришло. В проекте чувствуется протест против того, что у нас принято называть «профессиональной прозой». Но это не просто молодость и задор, не только попытка опрокидывания столпов прошлого, это вызов общей опрощенности литературной жизни, массовому изданию детективов, любовных романов и чисто прикладных текстов. «Русская проза» — анде-граундный проект, создатели которого заявляют, что существует другая, иная проза, и показывают нам ее срез.

«Чтобы утвердиться в литературном процессе, достаточно настоять на своем присутствии; чтобы найти себе место в истории литературы, нужно заново выстроить системные связи внутри нее», — говорит о журнале Александр Житенев (Антре Лямер & Файгиню: заметки о «Русской прозе» // Новая реальность, № 29, 2011). Провокация крылась бы и в этих словах, если бы не одно «но». Заявить о себе в литературном процессе, который интересен весьма ограниченному кругу (по)читателей, в сущности, несложно — в профессиональной среде все и так друг о друге наслышаны. А место в истории — в том числе и литературы — определяется, конечно, не нами.

Тем не менее, претензии обоих критиков «к размытому вступлению» отчасти верны. Да, тезисы, предложенные редакцией, не находят должного подтверждения фактическим материалом, ну да и краткое вступление — не литературоведческая статья.

Реакция члена редакционной коллегии Дениса Ларионова на обе критические публикации была вполне предсказуемой — высказанные замечания, не касаясь оценок собственно текстов, оказались оспорены (справедливо или нет — вопрос совершенно иной), а ключевыми словами Ларионова стали следующие: «Наш журнал — издание текстоцентричное, в первую очередь нас интересует текст, а потом уже возникающий вокруг него рефлективный материал…» (http://rsk-proza.livejournal.com/3727.html).

Итак, «Русская проза» — это прежде всего текст, а не околотекстовая мишура, это «(пере)открытие языка новой чувственности…» (От редакции. Выпуск А). И если в первом выпуске журнала (2011 г.) во главу ставилась проблематика переплавки «личного опыта в литературный опыт, в стилистический блеск», то во втором (2012 г.) очевидно смещение акцентов к эксперименту, тематическому расслоению и даже отсутствию пресловутого «блеска» в ряде текстов.

Можно рассмотреть всех авторов «Русской прозы», благо их немного (и факультативно мы сделаем это чуть позже), но куда продуктивнее поговорить о ключевых публикациях, в которых, по признанию Дениса Ларионова, заключена цель создания журнала: «Мы предпочтем сконцентрировать свое внимание на наиболее важных текстах (как архивных, так и актуальных), внимание к которым нам кажется недостаточным» (в беседе с Андреем Левкиным, http://polit.ru/article/2012/08/10/al100812/). Цель благородна, поскольку сохранение памяти о людях, живших и писавших до нас, заставляет не только задуматься о бренном — увериться в небессмысленности избранного пути. (В этой связи вспоминается еще одно миссионерское деяние, с которым посчастливилось не так давно соприкоснуться, — издание книги избранных произведений Елены Гуро, составленное и отредактированное Арсеном Мирзаевым, петербуржцем.)

Тексты Леона Богданова (1942—1987), представленные в журнале, классифицируются между дневником и бытописанием, хроникой сейсмической активности земли и алкогольными неурядицами. «Дорогие напитки и пьются как следует, дешевую бормотуху пьешь — не успеваешь сдавать бутылки». Дорогую он и не пил, вопрос тут не только в деньгах. Скорее в жизненной философии, готовности довольствоваться малым, как и в живописи: он «делал ее из никому не нужных вещей — клочков газеты, чайных оберток…» (Кирилл Козырев, Борис Останин Поиски дервиша // «Русская проза», выпуск Б, 2012). А качественные краски и холсты считал для себя слишком хорошими. Отсюда и очевидная экзистенциональность текстов, иррациональных, отстраненных. Читатель (да любое второе, стороннее лицо) оказывается лишним, он не только несопричастен, он не существует, и даже монолог автора адресуется не воображаемому собеседнику, а другой части себя-единого (при этом факт публикации был для Богданова крайне значительным событием, «ему было совершенно не важно — где, и как, и в каком количестве»). Дневник «1974» — рван и безумен, текст «На пасху» — рефлективен и депрессивен (да не сумасшествие ли — скрупулезно составлять мировую карту землетрясений?). Кажется, автор второго текста — старик, уставший жить и разочаровавшийся в бытии. Это находит отражение в лексике и общей интонационной безнадеге, подтверждаемой пресловутой шкалой Рихтера. Даже эпизод с дешевой бормотухой — из этого ряда: «Они (бутылки. — В.К.) скапливаются в одном из шкафов, до того, что начинают там не помещаться и лезть со всех сторон». Это также попадает в парадигму тоски и является, в немалой степени, следствием ее. При этом текст написан сравнительно молодым человеком, автору — сорок два. Ощущение рефлекторности обнаруживается и в «1974» — дневнике, созданном на десятилетие раньше. Автор его кажется много моложе, это человек беспокойно-зоркий; в строках нет мучительного поиска правды жизни, но — горение, жажда слова. Внутренний возраст, как оказалось, не лгал — через три года после текста «На пасху» Богданов умер от инфаркта.

Еще один автор, которого вспоминают создатели «Русской прозы» — Павел Улитин (1918—1986), чья «Другая система» неформатна изначально. Бытует мнение, что весь сохранившийся корпус его текстов «не стилистический эксперимент зрелой поры, а необходимость, продиктованная попыткой вспомнить несколько уничтоженных, навсегда исчезнувших (при обыске. — В.К.) романов» (Татьяна Семьян). «Ловушки», разбросанные в тексте, не всегда читаются — слишком сжатое пространство, слишком сжатые мысли — но, пробегая по страницам взглядом, ощущение, что между строками есть скрытый код, не проходит. То ли вариативное (для интерпретации) цитирование, то ли едва уловимый сюжетный каркас. И стилистическая сумятица («Если ты делал вид, то то же самое делали и другие. Я избегал. Она избежала. Странные формулировки») — не дань минимализму и многослойности, а подобие авторского синопсиса.

Здесь будет нелишним вспомнить и центральную публикацию первой «Русской прозы», роман Андрея Николева «По ту сторону Тулы», написанный на рубеже 1929—1930-х годов. Окаймляют его статьи Валерия Шубинского и Василия Кондратьева, рассказывающие о творчестве Николева и его жизненных перипетиях. Шубинский, однако, говорит не только о поэзии и прозе Николева, он акцентирует внимание и на таком неод-нозначном факте его биографии, как коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны. Факт этот абсолютных доказательств не имеет, но даже осознание его возможности существенным образом сказывается и на восприятии романа — текст обретает иное звучание.

Структура журнала, подвергшаяся жесткой критике со стороны Александра Житенева («“Архитектура” журнала асимметрична: полная публикация классического романа <…> аранжируется несколькими комментирующими текстами; <…> современная проза дается, как правило, без предисловий <…> и, что называется, “в выдержках и извлечениях”: это фрагменты романов и рассказы») — выглядит, тем не менее, весьма продуманной.

Публикация романа Николева — что бы ни говорили о тексте и личности автора — возвращает в атмосферу 1920—1930-х годов, когда человеческие судьбы коверкались и ломались, как коверкаются и ломаются (точнее, преломляются) судьбы героев «По ту сторону Тулы». Метаморфозы имен, обилие перевертышей, потеря моральных ценно-стей — профетизм, нашедший отражение и в судьбе автора. Цитата, приведенная Валерием Шубинским, видится мне одной из ключевых: «Из корзинки учтиво вышли две кошки, за ними выползло штук восемь котят. Они, видимо, не очень различали, какая кошка кому приходилась матерью, и равно ластились к обеим. Сергей оступился, стенанье раздалось, и искалеченный котенок пополз паралитиком, влача уже негодные задние лапки». В этом фрагменте говорится, конечно, не только и не столько о кошках — автор «приговаривает» свою страну и самого себя, предсказывает вероятность оступиться.

Что же касается остальных публикаций второго (равно и первого) выпуска «Русской прозы» — они неоднородны. Выпуск А кажется более согласованным, выстроенным и цельным. Сюжетные произведения переплетаются с заумью; степень усложненности текстов дискретна, и в послевкусии остается ощущение баланса, некоей законченности. Рядом могут сосуществовать совершенно разные (в том числе эстетически) тексты. Например, Александра Ильянена и Николая Кононова. Сравним их, чтобы отметить разницу в мироописании.

Текст Ильянена «Highest Degree» представляется не вполне внятным; составители поместили лишь отрывок (менее пятидесяти страниц) с пометой, что целиком он будет опубликован в издательстве «Kolonna Publication». С резюме Житенева хочется согласиться: «…тонок, но при этом удручающе однообразен…». Находок в тексте немало, но однообразие и невнятность перевешивают. При этом восприятие притупляется — хотя бы от обилия вкраплений на французском языке. Но если «Война и мир» начинается с мучительного прохождения сквозь лес сносок, то Ильянен лишает нас и этого познания. Если отойти от его собственно художественной ценности, текст сочетает языки и стили, а главное — дает им возможность взаимодействовать. В этом аспекте роман — действительно «самая высшая степень» синкретизма текста и представляет немалый интерес для филологов.

«Трехчастный сиблинг» Николая Кононова — сюжет любовного многоугольника, приправленный изрядным чувством юмора, сочными метафорами и лаконичными описаниями. Некоторая спутанность текста объясняется погружением в воспоминания; выписанные портреты отчасти карикатурны, но это издержки метода, поскольку при ином изложении — реалистично-отстраненном — действие было бы окрашено в серо-мрачные тона. В этом контрасте и кроется интерес к тексту. Странная семья, в которой протагонист со временем становится третьим (а затем третьим лишним), с еще одним приезжающим (а есть и ребенок!), ведет специфическое существование, направленное, в конечном счете, на уничтожение, разложение — личности, оказавшейся в безвременье. История разлада этой изначально обреченной совместной жизни читается с немалым интересом во многом благодаря авторской иронии, всегда очень меткой, гомерически язвительной. Отметим и психологическую прорисовку персонажей, что на крайне ограниченном пространстве создать весьма непросто.

Выпуск Б представляется более рыхлым. Авангард здесь, правда, представлен несколькими крайне любопытными текстами (о них позже), тогда как среди «традиционной» прозы некоторые работы анемичнее и слабее. Как, скажем, фрагмент романа Александра А. Шепелева «Снюсть жреть брють». Впечатление портится с высказывания автора о своем детище: «…роман Алексея А. Шепелева можно отнести к редкостному для русской литературы жанру антропологического триллера <…> маргинальность героев переходит в избранничество, некую мифическую «алкосвятость» <…> Роман содержит оригинальную и сильную теоретическую (не стыдно так писать о себе? — В.К.) — но, естественно, реализованную художественно и в оригинальной манере автора — критику основных институтов современного общества». Подобное «предисловие» отталкивает. Да и некая менторская жилка пульсирует — проходит через весь текст. Оспорить сложно. Пьем? — Пьем. Деремся? — Деремся. Сдыхаем? — Сдыхаем. В «идеологическом ключе» критика понятна, образ героев малопривлекателен, интеллектом автор, безусловно, не обделен.

На этом фоне куда более убедительно смотрится социально симптоматичная проза «Сообщения» Алексея Цветкова (мл.). Он развивает заявленную редколлегией «идею глубинного синкретизма политики и поэтики» — еще одной ключевой темы журнала, реализованной в первую очередь Улитиным (в переплетении биографии и «Другой системы» — название говорящее) и Цветковым. Текст последнего — своеобразная реакция на общественные потрясения и митинги, общую политически неблагополучную обстановку. А потому некоторые фрагменты весьма радикальны. Они — от непонимания, безразличия, аморфности основной части общества. Первые страницы «Сообщений» неубедительны. Подчас банальны и косны, например: «Целью любой фирмы является прибыль, а не результат». Не согласен. Или: «Проповедник остроумно объяснил ему вчерашний сон о кроте, сожравшем Дюймовочку». Незрело. И т.д. Складывается впечатление, что художественность отступает перед идеей (едва ли не идеологией) текста. Одновременно с этим фантазия автора совершает новые витки, привлекающие изобретательностью: «(речь о компрометирующих акциях) …надев значки и бейсболки ресторана Макдоналдс, приматы в своих масках перегораживали движение машин на Тверской и лепили им на лобовые стекла: “Выйди и съешь свой чизбургер, прежде чем отправиться дальше!”». Речь о падении нравов и низкопробной пошлости этой самой пошлостью и выражаемая (примеры здесь приводить не буду) — не самый убедительный подход, но чем дальше вчитываешься в эту своеобразную прозу, тем обоснованнее она звучит.

Рассказ Павла Пепперштейна «Тайна нашего времени», судя по скупости повествования, — скорее синопсис комедии / пародии на гангстерский роман, являющий собой нечто среднее между Шелдоном (маленький человек, сумевший подняться, прообраз американской мечты) и Чейзом (динамика). Проза Юрия Лейдермана — ассоциативна, читатель может сложить свой прозаический ряд, а сюжеты, наложенные один на другой, создают эффект абсурда. Виктор Iванiв неожиданно представил текст о потерянном человеке в потерянное время; повесть-исповедь, повесть-признание, повесть-дневник. Стилевая особенность — осознанная небрежность. Марианна Гейде, играя словами, объединила их с игрой смыслов. Сергей Соколовский владеет словом и считает нужным это демонстрировать. Искупающе точно сказано о нем во вступлении: «…продолжает создание мифа, своего рода “памятника лжи” поколению, для которого самые мелкие обстоятельства и предметы только и имеют значение». Изобретателен Юрий Цаплин, выведший в «Грызунах» мышку Наружку и крысу Внутрию. Он играет, но не переигрывает, давая пищу и уму. Симптоматичны мизантропические тексты Дениса Ларионова — как не вспомнить продекларированный синкретизм поэтики и политики, только здесь эго объединяется с окружающим миром — вечным (до безразличия и даже презрения) раздражителем. Впрочем, видится, что мизантропия — наносная, безразличие — намеренное, цинизм — самозащитный. Просто другим казаться (и быть!) — сложнее.

О двух текстах скажу особо. Это «С норвежского» Александра Скидана и «Пять описаний одного текста» Аркадия Бартова. Первый был создан посредством манипуляции: переведен online-переводчиком на норвежский, а затем обратно на русский. Как эксперимент, как образец нового воплощения текста, «эффекта случайных чисел» — текст великолепен. Читать его, конечно, невозможно, он бессмыслен: «Так как самолет будет поддерживать пиратство метафоры в творчестве Акер, более чем метафора, до последнего романа “Pussy, король пиратов”, когда она говорит, чтобы проголосовать за мученика, Арто, которые считают, что голосование виселицы-де Нерваль, который сказал голос (девочки “из скандальной книги Полина Reazh”». Это большое ничто, гротеск абсурда, когда если чему и поражаешься, так это удивительной авторской находке. Но к чему предисловие Дмитрия Голынко-Вольфсона с признаниями: «Может быть, бессвязная ерунда в результате компьютерного перевода получается порой убедительней, искренней, истиннее, чем самая продуманная логическая аргументация»? Или: «веселое моцартианство, различающее в игре “слепого скрипача” (в его роли здесь выступает online-переводчик) куда больше “гармонии”, чем в самом изощренном мастерском исполнении»? Для развития мысли предлагаю распознать рукописный текст посредством файнридера и опубликовать в одном из номеров авангардной периодики. Таким образом, полученное нечто обретет сакральность, подтекст и едва ли не первородность. Можно будет привлечь Лиотара с его обращением к кибернетическому знанию…

«Пять описаний одного текста» — также эксперимент. В пяти стилистических палитрах Аркадий Бартов пересказывает некую данность (предположительно рассказ): то это речь бюрократа, то математика, то филолога (деление — условно). Каждая из позиций, тем не менее, создает объем и — что странно! — оживляет характеры и сам текст, характеристики которого тоже приобретают; даже страницы и буквы становятся персонажами. Первое впечатление: «Музыку я разъял, как труп». И прав Данила Давыдов — автор предисловия — детище Бартова «явственная патологоанатомия». Интересно, что каждый дискурс сводится к единому знаменателю, некоей платформе, из которой произрастают (или в которую уходят) все пять палитр: «как структурное и семантическое единство, называемое текстом» — это последние слова каждого из описаний.

Завершает выпуск Б раздел рецензий, отсутствовавший в первой книжке «Русской прозы».

Проект находится на стадии становления, на наших глазах возникает новая площадка, объединяющая авторов неформатных. Нельзя не отметить кропотливую работу создателей журнала, представивших столь разностилевую мозаику. Журнал явно рассчитан не на читателя, а на коллег по цеху. Судьбу его предсказать несложно — культовость в своей среде и не(до)понимание остальных, что мы и наблюдаем в рецензионной полемике.

 

Санкт-Петербург | День ВМФ: поздравления в прозе, в стихах, картинки, открытки можно отправлять близким по смс

День ВМФ: поздравления в прозе, в стихах, картинками и открытками можно отправлять близким по смс. Каждый год Россия празднует день Военно-морского флота в последнее воскресенье июля. Люди чествуют моряков, а близкие поздравляют своих любимых, причастных к морской славе. Это память, которую важно хранить и страна прекрасно справляется с этой задачей.

В нынешнем году Россия празднует День ВМФ 26 июля, по традиции, в последнее воскресенье июля. Этот праздник стали официально отмечать в стране с 22 июня 1939 года. Однако на последнее воскресенье июля его перенесли только в 1980 году. Все города страны отмечают День ВМФ с размахом. В Санкт-Петербурге обычно проходит парад кораблей и подводных лодок, и жители могут не просто посмотреть на судна со стороны, но и побывать на них. Вечером в Северной столице в честь моряков дают салют. Традиционно он проходит на Неве возле Петропавловской крепости.

В праздник все моряки Черноморского флота всегда должны были надевать на себя белые брюки и парадную форму одежды. Также из интересных фактов известно, что торжество было введено по  предложению наркома ВМФ СССР Николая Кузнецова.

Близкие в День ВМФ отправляют своим родным и друзьям, имеющим отношение к флоту поздравления. Это очень легко сделать по смс, например, выбрав интересное стихотворение, написав пару слов в прозе или просто прикрепив задавную картинку или открытку.

***

В день военно-морского флота
Я хочу пожелать чего-то
Для души, а еще – для тела,
Только чтоб и душа хотела.

И под боком – такой девчонки,
Чтоб согрела вас станом тонким,
И на подвиги вдохновила.
Чтобы телу что вспомнить было.

***

Морей-океанов ты мили
Сумел без препятствий пройти.
Желаю семь футов под килем
И новых побед на пути.

Ты смел, ты силен и отважен,
Ведь ты – настоящий моряк!
Всегда оставайся бесстрашен,
Чтоб пал неприятель и враг!

***

Моряк – в этом звании гордом
Так много слилось для страны:
По жизни шагаешь ты твердо,
Гордимся тобою и мы.

Тебе я сегодня желаю
Попутного ветра во всем,
А море пусть штилем встречает!
Лишь лучшего в деле твоем!

***

В день флота военно-морского
Я мужу хочу пожелать,
Удачи и счастья такого,
Чтобы вовсе, вовек не страдать.

Еще я здоровья желаю,
Семь футов под килем – всегда,
Любимый, из рейса встречая,
Тебя не предам никогда!

***

Поздравляем вас, матросы,
Отчизны славные сыны!
Соленый ветер треплет гюйсы,
Три с синим белых полосы.

С утра под горна звук взмывает
Андреевский ваш славный стяг,
Россия вышла в океаны,
И не сдается наш «Варяг»!

***

Твой подводный грозный крейсер,
Ядерный надежный щит!
Он в глубинах океанов
Землю русскую хранит!

Ты служи, сынок, мы верим,
Что не подведешь, родной!
И День Флота – праздник светлый,
Отмечаем мы с тобой!

***

От рассвета до заката – море…
Тяжело тебе, отважный мой моряк.
Пусть твой берег не затронет горе
И любовь родных осветит жизни мрак.

Чтобы не стряслось, не приключилось,
Знай, что в этом мире ты не одинок!
Только бы война не повторилась…
С Днем Военно-Морского флота, сынок!

Больше поздравлений можно найти здесь greets.ru/

Видео: канал Piter.TV

Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года,
ниже указана дата, когда материал был опубликован на сайте первоисточника!

Былой Петербург. Проза будней и поэзия праздника – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Альбина Конечного «Былой Петербург. Проза будней и поэзия праздника».

Праздничные гуляния и маршруты героев Достоевского, петербургские дачи, трактирные заведения и мелочные лавки, уличные вывески, купеческие дома и мастерские художников, звуки и зрелища… Эта книга — собрание работ о повседневной жизни старого Петербурга, написанных известным историком культуры и литературоведом Альбином Конечным. Читатель узнает, какое место в жизни петербуржцев занимали Нева и белые ночи, как горожане проводили досуг и развлекались, как был организован быт торговцев и живописцев, существовали ли адреса героев «Преступления и наказания» и стоит ли продолжать их поиски. Многие газетные публикации, воспоминания и документы, ставшие источниками этих изысканий, автор вводит в оборот впервые. Особый раздел посвящен петербурговедам прошлого: от Фаддея Булгарина, нарисовавшего в своих очерках настоящую панораму современной ему столицы, до общества «Старый Петербург», сохранявшего городское наследие в годы, когда память о нем оказалась под угрозой.

Предлагаем прочитать фрагмент главы «Раек в системе петербургской народной культуры».

 

В XIX веке во время народных площадных увеселений на Масленой и Пасхальной неделях огромной популярностью пользовался раек («потешная панорама») — «небольшой, аршинный во все стороны, ящик, с двумя увеличительными стеклами впереди. Внутри его перематывается с одного катка на другой длинная полоса с доморощенными изображениями разных городов, великих людей и событий. Зрители, «по копейке с рыла», глядят в стекла, — раешник передвигает картинки и рассказывает присказки к каждому новому нумеру».

Владимир Даль так поясняет значение термина «раек»: «ящик с передвижными картинами, на которые смотрят в толстое (брюшистое) стекло; вертеп, кукольный театр; радужница глазная, зрачок».

Если углубляться в истоки происхождения райка, то необходимо упомянуть знаменитого итальянского проповедника Франциска Ассизского. По преданию, в начале XIII века он стал устраивать «живую картину», изображающую сцену рождения Христа: Мария, ясли, ослики, пастухи и пр. (Мои итальянские друзья рассказывали, что эти «живые картины» и сейчас ежегодно ставят в Ассизи.) Уже во времена Франциска в день Рождества Христова в итальянских церквях стали устраивать ясли (итал. presepio): в огромной нише устанавливались фигурки, изображающие людей и животных на фоне библейского пейзажа, всё это приводилось в движение скрытым механизмом — в ночи всходила звезда, и постепенно всё это действо завершалось рождением Христа[1].

Позже появились переносные панорамы (косморамы), в которых демонстрировалось «райское действо»[2]. В Италии переносные панорамы назывались Il mondo novo («Новый мир»).

Определенное воздействие на устройство райка оказали изобретенные на Западе оптические приборы (панорамы). Вначале они предназначались для домашнего рассматривания эстампов состоятельной публикой, а позже появились на улицах и ярмарках (например, в Падуе находится Museo del precinema, где хранится огромная коллекция оптических устройств и панорам).

По мнению Алексея Веселовского, раек является «продуктом взаимодействия марионеток и лубочных картин» и ведет свое происхождение от вертепа[3], в котором «райское действо» разыгрывалось при помощи рисованных фигур. Со временем, вытесняемое комическими эпизодами, «райское действо» исчезло и заменилось картинками светского содержания. Превращение вертепа в «народную космораму» произошло «под влиянием занесенных с Запада забав», пишет Веселовский, и «это изменение находится в связи с развитием лубочных картин на Руси», а «цинизм присловий раевщика напоминает россказни скоморохов»[4].

Существует мнение, что в Россию переносные ясли попали в XVI веке из Польши, где в праздичные дни семинаристы ходили по городам и селам с шопкой (от нем. Schoppen — хлев) — деревянным двухъярусным ящиком: наверху куклы или рисованные фигуры разыгрывали духовное действо (Рождество Христово и связанные с ним события), внизу давались интермедии.

Иван Забелин считает, что райки появились в Европе и были завезены в Москву бродячими актерами в середине XVIII века «Приезжали нередко в Москву и разные немецкие кунштмейстеры, — писал Забелин. — Многое у них с успехом перенимали и русские: особенно кукольные комедии и райки были усвоены как нельзя лучше. Последние же, т. е. райки, так обрусели, что по всей справедливости заслуживали бы особого подробного описания. Нигде, может быть, не высказывался русский человек так метко и с таким юмором, как в этих объяснениях и пояснениях раечных картинок, которые сами по себе большею частию не имеют никакого значения, но получают совершенно неожиданные краски при бойком, метком, а иногда и весьма остроумном пояснении».

Вероятнее всего, «потешная панорама» попала в столицу из Москвы, где ежегодно под Новинским устраивались городские увеселения. Во время празднеств на Адмиралтейской площади, ставшей с 1827 года постоянным местом гуляний, райки уже воспринимались как часть многожанрового площадного зрелищного искусства.

Райки не сразу привлекли внимание столичной периодики. Среди первых подробных обозрений гуляний, появившихся в 1820-х годах, нет никаких свидетельств о выступлениях раешников. Только в 1834 году «Северная пчела» впервые упомянула «райки, в которых за грош можно увидеть Адама с семейством, потоп и погребение кота»[5]. Однако уже в 1842-м та же газета сообщала: «Самая замечательная вещь под качелями — это маленькая подвижная косморама, которую переносит на плечах русский мужичок, толкуя зрителям чудесные дела своим языком — рифмованною прозою — с присказками и прибаутками. Смешно до слез!»

 

Раек. Литографированный лубок. 1857. На крыше райка кукла-марионетка

Раек называли подвижной «косморамой» или «панорамой» по аналогии с площадными временными постройками, где во время праздников показывали видовые живописные полотна. Так, в 1830-х огромный успех имели косморама[6] Лексы (в ней выставлялось ежегодно 12–14 изображений зарубежных городов) и панорама Константинополя. К этому времени относится и серия видов Петербурга (с лесов Александровской колонны — работы художников Иосифа Лексы, Василия Раева, Григория Чернецова, а также с обсерватории и Адмиралтейства), которые выставлялись в райке, панорамах и демонстрировались в Академии художеств; литографии с них можно было приобрести в магазинах. Картинки с видами столиц Европы и России заняли заметное место и в репертуаре райков, став доступными для широкой публики.

Переносная «панорама» всё чаще упоминается в репортажах о площадных праздниках. В 1843 году П. Фурман в обзоре «Физиономия масленичных балаганов» обратил особое внимание на райки, противопоставив их другим зрелищным формам: «Еще одна, доселе почти незамеченная, собственно русская забава — это райки. Их было ныне множество. Остановитесь и послушайте, какою рифмованною прозой, чрезвычайно вольной (в отношении к рифмам), русская бородка объясняет незатейливые лубочные виды своей подвижной косморамы: «Посмотрите, поглядите, вот большой город Париж, в него въедешь — угоришь, большая в нем колонна, куда поставили Напалиона; в двенадцатом году наши солдатики были в ходу, на Париж идти уладились, а французы взбадаражились. Трр! Другая штучка! Поглядите, посмотрите, вот сидит турецкий султан Селим, и возлюбленный сын его с ним, оба в трубки курят и промеж собой говорят». И много других подобных штучек, которые, право, забавнее большей части всех этих балаганов».

«Недавно видел я такого молодца, — писал Фаддей Булгарин в 1856 году, — который толковал любопытным, смотревшим в увеличительное стекло, во внутренность ящика, свои передвижные картинки, и записал его речи:

«Вот вам город Париж,
Что въедешь — то и угоришь.
А вот город Марсель,
Что не видно отсель.
А вот город Питер,
Что барам бока повытер!
Там живут смышленые немцы
И всякие разные иноземцы,
Русский хлебец едят
И косо на нас глядят.
Набивают свои карманы,
И нас же бранят за обманы», — и проч.

Вот вам и поэт натуральной школы, который не оглядывается на прошедшее, не хочет знать никаких правил, составленных в прошлое время! Я посоветовал смышленому ярославцу отправиться в Петербург и определиться в сотрудники натуральной школы».

Известно, что раешники перемещались с народных гуляний на ярмарки (и наоборот), и вполне вероятно, что ярославцы, как и нижегородцы, появлялись в обеих столицах.

---

[1] Presepi и фигурки к ним можно и сейчас купить в Неаполе в лавках и на лотках на экзотической улице San Gregorio Armeno, а в Риме ежегодно в церкви Santa Maria del Popolo устраивается выставка «100 Presepi» — «100 рождественских вертепов».

[2] Изображение ящика с оконцами можно увидеть, например, на картине Уильяма Хогарта «Ярмарка в Саутворке» («Southwark Fair», 1733–1734; Британский музей).

[3] Насколько нам известно, Булгарин был первым, кто отметил сходство райка с вертепом. «Видали ли вы под качелями (т. е. на пасхальном гулянье. — А. К.), в годовые праздники, ящики, внутрь которых простой народ смотрит в увеличительное стекло за несколько копеек? Эти ящики называются в Малороссии вертепы, и показываемые предметы толкует ловкий парень, разумеется, смышленый мужичок великороссийских губерний. С этими вертепами расхаживают они по всей России» (Ф. Б[улгарин]. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1856. 7 июля).

[4] Ср.: «Раек выродился из представления мистерии грехопадения, известной в различных обработках и послужившей не раз темой для лубочных картинок, распространенных в народной среде. Эти-то картинки и сослужили службу в райке, заменив фигуры вертепа. В основание представления райка легло «райское действо» — Paradeisspiel, где комическую роль играет дьявол и отчасти сами прародители. Постепенно осложняясь новыми комическими сценами, подобно вертепному действу, и «райское действо» само исчезло, а от него остались лишь картины чисто светского содержания. <…> Мы присоединяемся к мнению, высказанному уже давно А. Н. Веселовским, что раек представляет собою продукт взаимодействия театра марионеток и лубочных картин, сохранивший остатки скоморошьих фарсов» (Перетц В. Кукольный театр на Руси: (Исторический очерк) // Ежегодник императорских театров. Сезон 1894–1895 гг. СПб, 1895. Приложение. Кн. 1. С. 159–161).

[5] В 1817 году Павел Свиньин в обозрении пасхального гулянья на Исаакиевской площади, в частности, отмечал: «Здесь за две копейки чрез стеклышко показывается Соломонов Храм, Рим, Париж, Лондон, Венеция, Иван Великий, Бонапарте, Богатырь Илья Муромец, Соловей-разбойник на дереве, Жар-птица и проч.» (Свиньин П. П. Достопамятности Санктпетербурга и его окрестностей. СПб: в Тип. В. Плавильщикова, 1817. С. 128). Однако непонятно, о какой панораме (космораме) идет речь — стационарной или переносной (райке).

[6] Стационарные сооружения, в которых демонстрировалась «панорамная живопись», получили широкое распространение в Париже уже в начале XIX века. В 1800 году на Монмартре соорудили «два круглых здания для демонстрации панорам: виды Парижа и бегство английского флота из Тулона» (Мильчина В. А. Париж в 1814–1848 годах. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 603), а затем подобные заведения под разными названиями стали устраиваться в других галереях и пассажах французской столицы: «Косморама», «Жеорама», «Еврорама» (см.: Носик Б. М. Прогулки по Парижу: Правый берег. М.: Радуга, 2000. С. 201–202; за указание на этот источник благодарю Ярослава Смирнова).
В 1804 г. на Невском проспекте, вблизи Публичной библиотеки, в специальной постройке «Панорама Парижа» горожане могли увидеть «кругообразное изображение города» (С.-Петербургские ведомости. 1805. 31 мар.).

Невская Проза • A podcast on Anchor

Родилась в Ленинграде, в семье с глубокими традициями, дедушка – поэт Семен Ботвинник, родители ученые, работали в научном институте. Одна из бабушек — Надежда Формаго из Витебска, дочь генерала царской армии, после окончания гимназии приехала в Петроград, играла в ТРАМе (Театр Рабочей молодежи), потом стала известным в Ленинграде модельером. С детства Александра Романова проявляла разносторонние таланты, рисовала, писала стихи. Начала учиться живописи в Изостудии при Государственном Эрмитаже в пять лет, но это не было ее единственным занятием. Она изучала иностранные языки, много читала, играла на фортепьяно, сочиняла музыку. Учителя отмечали в ней активное творческое начало, склонность в эксперименту. В школе она углубленно стала заниматься филологией, литературоведением, продолжая и художественное образование в классе блестящего акварелиста Семенова Петра Викторовича. После окончания школы Александра поступила в Художественно-Промышленную Академию, предпочтя кафедру искусствоведения и культурологии, поскольку ни одно иное направление не отвечало ее желаниям. Как живописец она состоялась уже в пятнадцать лет, лишь год спустя начав выставляться в галерее «Невский 20». С этого времени она участвовала почти во всех выставках в Санкт-Петербурге, а так же выставлялась в Швеции, в Кристинахамне, участвовала в фестивале искусств в Финляндии в Савонлинне, провела первую персональную выставку в салоне русского искусства на Мальте. Желая расширить свои профессиональные навыки, Александра поступает в Театральную академию, выбрав специальность художник-постановщик в театре кукол, которая наиболее полно отражала синтетичность ее взглядов, к этому периоду относятся театральные постановки в Санкт-Петербурге, Москве, Таллинне, победы на конкурсе «Муза Петербурга» в номинации «Лучшая театральная кукла». Но все это время Александра занимается живописью, привнося в свои работы большую декоративность и театральность. Она добивается совершенства в выбранной технике живописи, отныне ее фирменным почерком становится работа мастихином. Работа с цветом в уникальной технике мастихинного письма, при которой цвет рождается в процессе написания картины, непосредственно на холсте, позволяет по-новому взглянуть на известные образы и как нельзя лучше отражает творческую манеру А.Романовой — постоянный поиск совершенства при сохранении логического и стилевого стержня. Логичным шагом стало вступление в союз художников России, а затем последовала череда персональных выставок в Санкт-Петербурге и большая выставка в Москве в галерее «Ардена», где были представлены работы последних лет. Сотрудничество с иностранными галереями доказывает актуальность творчества Романовой, интерес к которому становится все ярче. Безупречное мастерство, владение техникой, цвето и формопередача очаровывают зрителя. Сегодня работы этого художника находятся в частных коллекциях многих стран мира, включая Францию, CША, Германию, Испанию, Швецию, Финляндию и многие другие. Но уникальный живописный дар сосуществует со способностями литератора, и отражается в глубоком философском наполнении работ Романовой. В 2010 году она стала членом Союза писателей Санкт-Петербурга, опубликовав второй роман «Холст, масло», номинированный на премию «Русский Буккер». Исследование проблем творчества, тонкие наблюдение и образная красота текста сделали книги Романовой знаковым художественным явлением в культурном процессе последних лет. В 2013 году вышла третья часть трилогии «Контактная импровизация», номинированная на премию Курехина как «Лучший текст о современном искусстве». В 2014 год Александра закончила детскую повесть «Виндюка из леса за рекой». Каждая новая выставка, каждая новая книга Александры Романовой – это путешествие в мир таланта и красоты, которая не в силах ускользнуть от настоящего художника.

Литература в Санкт-Петербурге, Россия

На протяжении ХХ века многие талантливые писатели столкнулись с молчанием, изгнанием или смертью из-за советской системы. Многие рассказы о советской жизни включают самиздата, (буквально «самоиздание») публикаций, тайно распространяемых среди литературного сообщества. Самых известных писателей Советского Союза, таких как Борис Пастернак, Александр Солженицын, Михаил Булгаков и Андрей Битов, заставили замолчать в своей стране, а их произведения получили международное признание.Другие покинули Россию в суматохе революции и ее кровавых последствий, в том числе, возможно, величайший писатель Санкт-Петербурга 20-го века Владимир Набоков.

Родившийся в 1899 году в очень богатой петербургской семье с хорошими связями, 18-летний Набоков был вынужден покинуть Санкт-Петербург в 1917 году из-за того, что его отец ранее работал во Временном правительстве. Совершенно уезжая из России в 1919 году, Набоков никогда не вернулся на родину и умер в Швейцарии в 1977 году. Его увлекательная автобиография «Говори, память» — прекрасное воспоминание о его идиллическом русском детстве среди сгущающихся туч революции и дома он вырос в нынешних домах небольшого, но очень стоящего музея Набокова.

Ни один литературный деятель не связан так неразрывно с судьбой Санкт-Петербурга-Петрограда-Ленинграда, как Анна Ахматова (1889–1966), многострадальная поэтесса, чье творчество содержит горько-сладкие изображения любимого города. Семья Ахматовой была заключена в тюрьму и убита, ее друзей сослали, пытали и арестовывали, а ее коллег постоянно преследовали — но она отказалась покинуть свой любимый город и умерла там в 1966 году. В ее бывшей резиденции в Фонтанном доме теперь находится музей Анны Ахматовой. , очаровательное и скромное место.

Ахматова была много путешествованной, всемирно известной и неисправимой свободной душой, которая, несмотря на шанс после революции, решила не покидать Россию и уезжать за границу. Это решение решило ее судьбу: через несколько лет ее бывший муж будет расстрелян большевиками, а затем последуют десятилетия преследований и запретов, поскольку работа Ахматовой была осуждена должностными лицами Коммунистической партии как «поэзия сумасшедшей женщины, преследующей и преследующей и скрывающейся». впереди между будуаром и часовней ».

Однако в награду за сотрудничество с властями в военных действиях Ахматовой разрешили снова публиковаться после Второй мировой войны.Тем не менее, она была осторожна и тайно работала над такими шедеврами, как Реквием, — ее эпическая поэма о терроре. Несмотря на все это, ее любовь к своему городу была безусловной и немигающей. Несмотря на непрекращающиеся преследования со стороны властей, Ахматова пережила Сталина более чем на десять лет. Ее печальная жизнь отмечена очень острым мемориалом напротив тюрьмы холдинга «Кресты», где поэт целыми днями выстраивалась в очередь, чтобы узнать новости о своем сыне после одного из его многочисленных арестов.

Когда Никита Хрущев пришел к власти после смерти Сталина в 1953 году, он ослабил самые жесткие ограничения для художников и писателей.По мере того, как постепенно наступала эта так называемая «оттепель», группа молодых поэтов, известных как «сироты Ахматовой», начала собираться в ее квартире, чтобы читать и обсуждать свои произведения. Звездой группы был чрезвычайно талантливый Иосиф Бродский (1940–96), который, казалось, не боялся последствий написания того, что у него на уме. В 1964 году его судили за «социальный паразитизм» (то есть безработицу) и сослали на север России. Его приговор был сокращен после согласованных международных протестов под руководством французского философа Жан-Поля Сартра.Он вернулся в Ленинград в 1965 году только для того, чтобы немедленно возобновить свою занозную деятельность.

За время отсутствия Бродского Хрущев был свергнут и заменен более консервативным Брежневым. Именно Брежнев придумал план заставить замолчать писателей-хулиганов, отправив их в зарубежную ссылку. Бродского посадили в самолет в Германию в 1972 году, и началась вторая волна русских писателей-эмигрантов.

Санкт-Петербург в литературе — Анна Гапличная

Художественные образы окружают нас повсюду.Ведь большинство писателей черпают вдохновение в природе и окружающем мире! Анна Ахматова стихотворяет: «… Хотелось бы, чтобы вы знали, что за помойка. Развиваются дикие стихи, не обращая внимания на стыд ». И она была абсолютно права! Петербург, который знали Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Белый, Ахматова, Бродский, Блок, Сологуб, Чуковский, Довлатов, едино, но в то же время разнообразно; это комично, но и трагично, упорядоченно и хаотично, ясно и иллюзорно, низко и величественно.Прошли века, но мы все еще можем увидеть мир, в котором жили творцы Золотого и Серебряного веков. Такое ощущение, что их герои прыгают со страниц книг на тихие улочки Петербурга. Возможность увидеть мир, как это делали известные писатели, меняет наше восприятие их произведений. Фантазии действительно становятся реальностью. Ниже приведен список знаковых литературных мест Санкт-Петербурга.

Кабаре «Бродячая собака»

Это первое в России круглосуточное литературно-художественное кабаре.Его завсегдатаями были известные поэты (Ахматова, Гумилев, Кузьмин, Маяковский, Северянин), известные режиссеры (Мейерхольд и Евреинов), художники (Судейкин, Кульбин) и писатели (Тэффи, Аверченко, Толстой). Кабаре было открыто Борисом Прониным в 1911 году и просуществовало четыре года.

Над входом в кабаре висит эмблема, на которой собака кладет лапу на маску театра. Его создал Мстислав Добужинский. Символ собаки также можно было увидеть на гербовой бумаге и ордене, которым награждались посетители кабаре.Бродячая собака ассоциировалась с желанием талантливых людей найти свое пристанище или место, где они могли бы раствориться в толпе родственных душ и найти вдохновение.

Внутреннее убранство «Бродячей собаки» было довольно ярким и кричащим, разжигающим воображение. Богемия и так называемые «фармацевты» (бедняки, покупавшие билеты, которые стоили целых состояний) были постоянными посетителями кабаре. Здесь проходили театральные представления, спектакли, дебаты между поэтами. Иногда люди приходили читать научные статьи.Во время Великой Отечественной войны кабаре переоборудовали в воздушное убежище. Вновь открылся он только в 2001 году. Сейчас в подвале Stray Dog Cafe проводится множество увлекательных творческих встреч и мероприятий, посвященных поэтам Серебряного века.

Невский проспект

Невский проспект — место встречи многих литературных персонажей и их авторов. Поручик Пирогов и художник Пискарев — главные герои повести Гоголя о Невском проспекте. Это то самое место, где они увидели красивых женщин и пошли за ними.Обманчивый и меняющий действительность, Невский может заставить Арбенина из романа Лермонтова испытать укол ревности на маскарадной вечеринке в доме Энгельгарта. Теперь это здание — Малый зал Санкт-Петербургской филармонии. Битовский Лобышев (Пенелопа) будет бродить по Осеннему проспекту. Сначала он чувствовал себя счастливым и готовым на подвиг, но потом … он встречал уродливую девушку и убегал от нее, думая о своей зависимости от мнения других.

Хочу выделить два конкретных адреса.Первый адрес — Невский проспект 18. В доме Котомина располагалась кондитерская S. Wolff & T. Beranget. Это было то самое место, где Пушкин встретил своего секунданта Данзаса. Здесь Достоевский познакомился с Петрашевским, а после этого стал посещать его политическую проектную команду. Теперь это Литературное кафе Санкт-Петербурга, где проходят самые разные поэтические и музыкальные представления.

Второй — Дом Лопатина, он же Литературный дом (Невский, 68). Это здание известно тем, что здесь жили такие известные люди, как Панаев (редактор журнала «Современник»), Краевский (редактор журнала «Отечественные записки»), Белинский, Толстой, Тургенев, Писарев.В 1905 г. здесь действовало издательство журнала «Новая жизнь», которым руководил Горький.

Книжный магазин Писательский магазин

В конце XVIII века в Санкт-Петербурге открывались книжные магазины. Смирдин считается лучшим книготорговцем. Его магазин располагался на Невском проспекте в стенах Петропавловской церкви. В свое время это был один из самых выдающихся книжных магазинов. Качество публикаций было отличным, а цены на книги были довольно низкими.Здесь публиковались произведения многих русских классиков. Среди них были Державин, Жуковский, Крылов, Карамзин, Пушкин, Ломоносов. Писатели, ученые, художники проводили здесь встречи. Более чем вероятно, что создание такого литературного салона натолкнуло на мысль о создании Литературного фонда, который поддерживал бы литераторов. Он был открыт в 1859 году и закрыт в 1917 году. И только в 1934 году он был вновь открыт. Именно тогда на Невском проспекте, 66 появился магазин «Книжный магазин писателей». Теперь здесь любой желающий может приобрести книги, встретиться с современными писателями и посетить тематические вечера, связанные с различными историческими событиями России.

Гороховая улица

Гороховая улица также была местом встречи разных литературных персонажей. Были Гончаровские Обломов, Вера Павловна из романа Чернышевского «Что делать?», Рогожин и Пиковая дама… И даже бедный Макар Девушкин из «Бедных» Достоевского был частым гостем. Идя по улице, он думал о ее шумности и буйстве красок.

На Гороховой, 8 находился ресторан «Вена», где собирались многие выдающиеся писатели, поэты и художники Серебряного века.Среди них были Андреев, Блок, Аверченко, Куприн, Городецкий и Шаляпин. Теперь это мини-отель «Старая Вена», каждый номер которого украшен предметами антиквариата ХХ века. В нем проводятся различные литературные вечера и чтения стихов, посвященные памяти прошлого.

Домик Пиковой дамы

После выхода в свет романа «Пиковая дама» Пушкин писал, что многие заметили типологическую близость княгини Натальи Петровны Голицыной и персонажа Пушкина.Принцесса умерла, когда ей было 94 года. Она принадлежала к княжескому роду и была лучезарной красавицей. Говорят, она знала тайну карт, которую узнала от Сен-Жермена. Он сказал ей это, когда она проиграла крупную сумму денег графу Орлеанскому.

Описание дома Пиковой дамы соответствует словам Пушкина. Огромный вестибюль, лестница, ведущая к камину, зеркало, часы, винтовая лестница… У этого здания до сих пор таинственная аура.Ночью люди стараются обходить его стороной из-за страха встретить призрак старухи, которая свела Германа с ума.

Предполагаемый дом Парфиона Рогожина

Парфион Рогожин был купцом, которого Настасья Филипповна любила, даже зная, что он может ее сбить. Он был страстно влюблен в нее, раздираемый ревностью, ненавистью и пониманием, что его чувства не взаимны. Женщина боялась его, и не зря. Рогожин убил ее, думая, что избавится от чувств, которые заставляли его так страдать.

Образ кровавого убийцы привлекает читателей, заставляя задуматься, где жил этот персонаж. Идя по Гороховой улице, князь Мышкин подошел к дому Рогожина, не зная, что он делает. Мы читаем: «Дом представлял собой большое мрачное строение, без малейших претензий на архитектурную красоту, грязно-зеленого цвета». На самом деле мы видим угрюмое громоздкое здание с опасным дверным проемом. Прямо как у Достоевского.

Летний сад

Величественный Летний сад был огородом Пушкина, в котором он бродил босиком в брогах.Он жил возле сада, в доме Оливье на Пантелеймоновской улице. Это то самое место, где в детстве гулял его герой Евгений Онегин. Здесь же бродил Раскольников, думая о преступлении. Он подумал, что было бы здорово, если бы Летний сад обогатил пыльный город свежим воздухом.

В Летнем саду установлен памятник Крылову. Это великолепная бронзовая статуя, стоящая на гранитном постаменте, на котором вырезаны персонажи его басен.Архитектор барон фон Клодт первым установил памятник русскому писателю. Произошло это в 1855 году, и с тех пор посетители центральной аллеи Летнего сада могут увидеть это чудо.

Помимо всего этого, зрители могут лицезреть и многих персонажей древней литературы: Минерву, Немезиду, Эвтерпу, Флору, Меркурий и Вакха. За три года реконструкции Летнего сада статуи были отреставрированы и перенесены в Михайловский дворец. Позже их заменили копии.Такое ощущение, что этот Сад, который сейчас выглядит точно так же, как в XVIII веке, является мостом из прошлого в будущее.

Черная река: место дуэли Пушкина

Из-за слухов о неверности Натальи Гончаровой и писем, отправленных поэту Анонимом, состоялась дуэль Пушкина и Д’Антеса. Это был второй раз, когда Александр Сергеевич бросил перчатку французу. Первый поединок был отменен, потому что Д’Антез женился на Екатерине, сестре Натальи Гончаровой, и стал зятьем Д’Антеса и Пушкина.Несмотря на запрет на дуэли, Пушкин во многих из них принимал участие. По данным исследователей, было около 29 поединков поэта, но не каждая из них случилась.

Дуэль с Д’Антезом произошла 27 января 1837 года на Черной реке. Д’Антез тяжело ранил Пушкина. По условиям дуэли расстояние между противниками было ничтожным: всего двадцать шагов. После смерти поэта Император России Николай I отказался от всех долгов, опубликовал произведения Пушкина и отдал все деньги его семье, обеспечив тем самым будущее своих детей.

Сейчас в Саду стоит мемориальный обелиск, посвященный этому трагическому событию. А в квартире поэта на Мойке, 12 хранятся его личные вещи, в том числе дуэльные пистолеты.

Улица Рубинштейна

Улица названа в честь композитора Антона Рубинштейна, проживавшего в доме № 38.

Известная поэтесса Ольга Берггольц провела 10 лет жизни в доме № 7, расположенном в на той же улице. Во время блокады Ленинграда она жила у ленинградцев; и в такие тяжелые времена ее стихи поддерживали людей.Теперь мемориальная доска с изображением поэтессы, смотрящей в сторону, висит на здании.

Эта улица также считается улицей Довлатова. Писатель около тридцати лет прожил в доме № 23, а затем эмигрировал. В здании нет квартиры-музея. В 2007 году установлена ​​мемориальная доска с его изображением.

Третий литературный адрес — дом с башенками, расположенный на улице Рубинштейна 40, на пересечении пяти углов. Здесь жила Лидия Чуковская, писательница, опубликовавшая «Записки об Анне Ахматовой»; она была ее близкой подругой, поэтому много о ней знала.

Дом Толстого

В 1912 году бригадный генерал и граф Михаил Толстой приобрели доходный дом на улице Рубинштейна 15-17. Он построен для комфортного проживания людей разных социальных слоев. Дом построил архитектор Федор Лидваль. Построенный в стиле северного модерна, он привлекает внимание большими арками и овальными окнами. Когда-то здесь жили такие известные люди, как Александр Куприн, Аркадий Аверченко, Ирина Колпакова, Эдуард Хиль.В 2008 году открылся жилищный кооператив. Его возглавила искусствовед Марина Колотило, которая постаралась сохранить внешний вид дома и воплотить в жизнь план создания музея. Три корта были объединены в один, и благодаря проходу можно было быстро перейти с улицы Рубинштейна на набережную реки Фонтанки.

Главный вход

На Литейном проспекте 37/39 расположен известный парадный вход, описанный в стихотворении Николая Некрасова «Размышления у главного входа».Писатель жил в доме напротив и часто наблюдал за толпой посетителей, которые робко приходили сюда, чтобы увидеть такое внушительное здание. Совершенно величественно выглядит дом, построенный в стиле ренессанс и имеющий балкон, украшенный кариатидами. Однако люди, пришедшие навестить министра госимущества Михаила Муравьева, были не такими уж великими … На площади можно увидеть портретную скульптуру Некрасова, писавшего о своей ненависти к бесчестию властителей.

Коломна

В начале XIX века Коломна была пригородом Санкт-Петербурга и не считалась частью города. Родители Пушкина поселились в семи комнатах в конце набережной реки Фонтанки. Пушкин жил здесь с 1817 по 1820 годы и посвятил ему стихотворение «Домик в Коломне». Также он решил поселить здесь Евгения из «Медного всадника». Гоголевский ростовщик, портрет которого приносил людям несчастье, жил в Коломне. Там была небольшая комната Акакия Акакиевича Башмачкина.
Александр Блок жил на улице Декабристов, 57 с 1912 по 1921 год. С 1980 года здесь находится Музей-квартира, где посетители могут познакомиться с некоторыми фактами из жизни писателя и его творчеством. Здесь написаны его самые известные произведения. Среди них: «Двенадцать», «Скифы», «Пушкинскому дому». Он начал писать о Прекрасной даме, но потом все изменилось, и его стихи в основном были посвящены Родине. Блок был увлечен революцией, поэтому посвятил ей поэму «Двенадцать».Вскоре после этого он разочаровался в том, как все изменилось, и понял, что его видение ситуации не соответствует действительности. В Коломне жила и любимая женщина поэта, оперная певица Любовь Дельмас. Работала в Музыкально-драматическом театре, расположенном на Театральной площади, в здании Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова.

В Коломне жили и другие известные люди: Куприн, Пильняк, Карамзин, Гоголь, Островский, Григорович, Вересаев, Соколов-Микитов, Ерофеев.

Дом Раскольникова

В Санкт-Петербурге довольно часто встречаются памятные места, связанные не только с известными людьми, но и с литературными персонажами. Не торопитесь, чтобы прочитать роман «Преступление и наказание» и попытаться расшифровать слова «С-й переулок», «К-н Мост» и «В-й проспект», вы увидите, что это Столярный переулок, Кокушкинский мост и Вознесенский проспект. Родион Раскольников, главный герой романа, жил в доме Иоакима на Гражданской улице, 19.Он был беден и поселился на третьем этаже, к которому ведут знаменитые тринадцать ступенек. При написании романа Достоевский жил недалеко от этого места, поэтому ему было легко точно изобразить место проживания Родиона. В 1999 году на фасаде здания появилось рельефное изображение Достоевского. Еще есть гранитная табличка с такими словами: «Дом Раскольникова. Трагическая судьба жителей этого района Санкт-Петербурга Достоевского стала основой его страстной проповеди добра всему человечеству.Текст написан писателем Даниилом Граниным и академиком Дмитрием Лихачевым.

Памятник Носу майора Ковалева

Нос мэра Ковалёва — один из самых необычных памятников Санкт-Петербурга. Он был установлен на стене Воснесенского проспекта, 11. Акция прошла в середине 90-х в рамках фестиваля сатиры и юмора «Золотой Остап». Место выбрано не случайно. Коллегиальный асессор Ковалев жил на Садовой улице, а его парикмахер работал на Вознесенском проспекте.Розовый мрамор с красными прожилками был привезен из Украины. Художник Резо Габриадзе и скульптор Вячеслав Бухаев хорошо постарались воплотить в жизнь этого литературного персонажа. Однако в 2002 году 100-килограммовый нос загадочным образом исчез с фасада здания. Его нашли год спустя, когда художник Владимир Панфилов уже сделал точную копию экспоната. Так нос майора Ковалёва в очередной раз отпугнул людей, оставив тайну его исчезновения неразгаданной.

Изумрудный город

Есть ли кто-нибудь, кто не хотел бы ехать в Изумрудный город? Можно было встретить волшебника Гудвина, готового исполнить любое желание.Но в лучшем случае люди сами являются архитекторами своего состояния и сами могут воплотить свои мечты в реальность. Свидетельство тому — архитектурное чудо, расположенное на улице Правды, 2-8. Сплоченная компания отважных друзей из сказки Волкова. Но даже здесь опасность подстерегает повсюду, и людоед, Бастинда и крылатые обезьяны всегда рядом, ожидая подходящего момента для атаки. Но Виллина и Гудвин всегда готовы прийти на помощь; они считают, что самое главное — быть смелыми и мыслить масштабно! Каждый человек, оказавшийся здесь, чувствует, что добро всегда побеждает зло.

Дом Мурузи

На Литейном проспекте, 24 находится дом, в котором когда-то жили Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус и Иосиф Бродский. Дом Мурузи был построен в семидесятых годах XIX века в мавританском стиле. Те, кто плохо понимает Бродского, который просто любил придираться, приближаются к нему при посещении этого места. Вдыхая этот воздух и улавливая повествовательный тон его стихов, нарисовавших эпическую картину мира, каждый заинтересовывается его творчеством.

В Доме Мурузи реализованы большие проекты. Бабушка Владимира Пяста открыла публичный читальный зал, а в 20-м году Николай Гумилев основал здесь Гильдию поэтов.

Литераторские мостки

На Волковском кладбище есть большой участок захоронений — Литераторские мостки. Здесь находятся могилы многих известных писателей (Белинский, Добролюбов, Писарев, Гончаров, Тургенев, Лесков, Салтыков-Щедрин), ученых (Менделеев, Бехтерев), художников (Симонов, Лебедев, Толубеев), режиссеров (Брянцев, Козинцев).Кладбище имеет статус действующего, и когда известный человек умирает, его хоронят на этом кладбище.

Петербург Андрея Белого

Это клише, что все пьяные люди думают, что они прекрасная компания, что в данный момент они видят в своей бессвязной, невнятной и часто бессмысленной беседе блестящее выступление оратора мирового уровня. К сожалению, я никогда не страдала от этого заблуждения. Всякий раз, когда я напиваюсь, я полностью осознаю себя, полностью осознаю потоки чуши, льющиеся из моего рта, я просто не могу остановить поток.Что-то происходит, когда я пью, какой-то механизм в моем мозгу дает работу; и таким образом получают выражение та извивающаяся масса мыслей, которые мучают меня в трезвом состоянии, почти невыносимое, кажущееся безграничным и постоянно пересекающееся множество мыслей, которые я сравниваю с большой кадкой с живыми угрями. Я делюсь… самым непонятным образом. Можете ли вы представить себе, каково это — получать это? Что ж, не обязательно. Вместо этого можно почитать «Петербург» Андрея Белого.

«Петербурга не существует.Просто кажется, что оно существует ».

Часто отмечают, что роман Белого не достиг того статуса, которого он заслуживает, что он, говоря вульгарно популярным выражением, преступно недооценен. Причин тому, конечно, множество. Во-первых, говорят, что до недавнего времени книга на английском языке страдала от менее звездных переводов, хотя репутации Достоевского это, похоже, не повредило. Это также верно, и я думаю, что это гораздо более уместно, что ему не хватает некоторой универсальности; это, по крайней мере отчасти, хвалебная песнь самому городу Петербургу, и если вы никогда не были или не проявляете к нему настоящего интереса, то вы потеряете значительную часть очарования книги.Точно так же есть ссылки на исторические события, характерные для России, а также ссылки и намеки, иногда без каких-либо объяснений, на известных русских писателей [например, Пушкин] и литературные произведения. Однако больше всего отталкивает авторский голос.

Как и я, когда я пил слишком много коктейлей, рассказчик, кажется, пытается говорить сразу о шести предметах; он психически неуравновешен, начинает предложения, а не заканчивает их, беспорядочно бросает шутки и каламбуры [которые никогда не бывают очень забавными], повторяет себя и впадает в поэтические цитаты и часто сложные, но в значительной степени непонятные философии и спиритизм.Хотя многие сравнивают с эпически глупыми персонажами Гоголя, я бы сказал, что если у автора есть литературный предшественник, то это Рогожин из «Идиота», человек, страдающий нервным недугом; на самом деле, похоже, что он взял под свой контроль «Преступление и наказание» и попытался переписать его как комедию. Конечно, этот голос, а тем более и сам Петербург, временами утомляет. Иногда история просто не продолжается; и, должен признать, я не проявляю большой терпимости в отношении каламбуров и игры слов.Тем не менее, если отбросить эти незначительные придирки, это удивительно красивая и увлекательная книга, и, безусловно, вознаграждение для терпеливого читателя.

Я не хочу создавать впечатление, что Петербург — это беспорядок, даже не красивый и захватывающий беспорядок, потому что очевидное безумие Белого было явно точным способом [действительно, после первой публикации книги в 1913 году он продолжал пересмотреть — чтобы было ясно, что он отнесся к этому очень серьезно]. Возьмем повторение: это не обращение невнятного писателя, а, скорее, оно часто используется для поэтического эффекта.Белый был, как мне кажется, поэтом, и его циркулярная проза и акцент на некоторых фразах очень напомнили мне Гомера.

«О русский народ, русский народ! Не позволяйте толпам скользких теней приближаться с островов! » [с.30]

«О русский народ, русский народ!
Не позволяйте толпам прерывистых теней приходить с острова ». [с.36]

Иногда эти фразы имеют комический смысл, например, когда про Сергея Лихутина неоднократно говорят, что «он где-то там заведовал провизией.Здесь Белый подчеркивает неважность Сергея для жены где-то расплывчато, как будто это София, а не автор, не знает и не заботится, куда он идет; в других случаях эти фразы подчеркивают определенные личные качества или душевные состояния. Я уже упоминал Гомера ранее, но мне также сильно напомнили, несмотря на то, что Белый писал намного раньше, чем оба, Томаса Бернхарда и Имре Кертеса, на которых, как я ранее считал, в первую очередь повлияли Достоевский, Кафка и различные философы, включая Витгенштейна.Бернхард и Кертес были / открыты в отношении своих любимых писателей и книг, и я не припомню, чтобы они когда-либо упоминали Белого, но сходства очевидны, особенно в отношении Фиаско Кертеса и Каддиша для нерожденного ребенка и Поправки Бернхарда. Во всех этих романах происходит процесс уточнения или исправления мысли и идеи, в результате чего идея или фраза слегка изменяются с каждым последующим появлением в тексте [как показывает цитата о русских людях выше], и навязчивое внимание к, казалось бы, банальным деталям.

Кроме того, я уверен, что хаотичный, нестабильный авторский голос призван отражать, отражать как склад ума его персонажей, так и природу времени. Сюжет романа, на самом базовом уровне, состоит в том, что молодому студенту философии Николаю Аблуехову дали бомбу замедленного действия и ему поручено убить высокопоставленного правительственного чиновника, которым оказывается его отец. Так что на местном уровне, так сказать, очевидно много эмоциональных потрясений. Кроме того, действие романа происходит в 1905 году, после поражения в русско-японской войне и незадолго до революции в России.Историки говорят мне, что это было время социальных и политических волнений; например, 9 января 1905 г. мирная демонстрация рабочих была расстреляна казачьими частями и полицией. Таким образом, напуганный и расстроенный рассказчик находится в полной гармонии со своим предметом, временем и своими персонажами; на самом деле он сам действует почти как другой персонаж. Не заблуждайтесь, Петербург — это почти непостижимо многослойное, сложное произведение — на вид беспорядок, но на самом деле идеально упорядоченное.

[Петербург в начале 1900-х]

Большинство рецензентов романа Белого склонны называть его репутацией символистского шедевра, часто отбрасывая термин «символист» и быстро двигаясь дальше.Ах, я знаю вашу игру, народ! Не поймите меня неправильно, я ни над кем не глумлюсь; Я понимаю тебя, я чувствую твою боль. Символизм достаточно сложно расшифровать в лучшие времена, но когда речь идет о русском романе, написанном 100 лет назад, задача будет особенно сложной. Каким бы великим я ни был, даже я не могу уловить или объяснить все. Однако есть некоторые символы, которые более заметны, чем другие, а некоторые предлагают более очевидные интерпретации. Например, я уже писал о том, что хаос и порядок являются важными темами, и текст усыпан ссылками на зигзаги и сферы; На мой взгляд, зигзаги — это беспорядок, а сферы, не сложно предположить, — это порядок [среди прочего, я мог бы добавить].Также неоднократно упоминаются определенные цвета, особенно желтый, красный и серый. Я не слишком уверен насчет желтого и серого [хотя они могут обозначать болезнь, возможно], но красный кажется довольно ясным, поскольку это цвет, который обычно ассоциируется с самой Россией [русское слово красный, красный, означает красивый, way], и, конечно же, тоже цвета крови.

К настоящему моменту должно быть ясно, что на человеческом уровне не так уж и много всего, в чем можно разбираться. Конечно, персонажи не такие живые, как у Достоевского и Толстого; Я просто не могу представить, чтобы кто-то ушел из книги с чувством, будто он установил какую-то личную связь, скажем, с Николаем или его отцом Аполлоном.Откровенно говоря, это было бы абсурдно. Однако есть некоторый человеческий интерес. Динамика отца и сына, интеллектуальные и эмоциональные столкновения между разными поколениями — это то, что великие россияне, по-видимому, особенно любили; это было исследовано, например, более чем в одном романе Достоевского и «Отец и сыновья» Тургенева. Я не думаю, что Белый привносит много чего в этом отношении, конечно, ничего, что не было бы более успешным в другом месте, но это приятно, и, в любом случае, создается ощущение, что он нарочно подмигивал. во всяком случае, в этих других романах; Думаю, все это было частью его экстраординарной игры.

Петербург Федора Достоевского

Книга Достоевского | © Pixabay

Хотя Федор Достоевский родился в Москве, он провел большую часть своей жизни в Санкт-Петербурге, и это стало фоном для его многочисленных романов. Персонажи Достоевского населяют улицы Петербурга и оживают на страницах его книг. Вот некоторые из реальных источников вдохновения, которые Санкт-Петербург дал автору.

Портрет Достоевского | © WikiCommons

Раскольников — один из самых узнаваемых персонажей русской литературы, как вымышленный герой сериала Преступление и наказание .Бывший студент, живущий в крохотной комнатке, на которую у него почти не было денег, он ходит по улицам Санкт-Петербурга, и в его голове формируется заговор с целью убить пожилого ростовщика. Он выполняет план, но затем его разум овладевает чувством вины в преступлении, доводя его до грани здравомыслия. Считается, что дом, в котором Достоевский предполагал жить Раскольникову, находится на углу Гражданской улицы, 19 и Столярного переулка, 5.

Дом Раскольникова | © f-andrey / Flickr

В эпоху Достоевского Сенная рыночная площадь (ныне Сенная площадь) была печально известным местом для преступников и разного рода отверженных.Сам Достоевский много лет жил недалеко от этого района. Площадь также является символическим местом в романе Преступление и наказание . Главный герой Раскольников формирует свой заговор на убийство, подслушивая сплетни на площади. Здесь же Раскольников решает признаться в преступлении и отбыть наказание.

Последняя квартира Достоевского в Санкт-Петербурге преобразована в музей, посвященный жизни известного писателя. Достоевский прожил в этой квартире со своей семьей до самой своей смерти.Здесь можно узнать о самых известных работах автора, о его жизни в атмосферном убранстве квартиры, воссозданном по воспоминаниям современников. Писатель работал в этих стенах и среди многих известных произведений завершил Братья Карамазовы . Музей был открыт к 150-летию со дня рождения Достоевского.

В музее Достоевского | © fruitofkarma / Flickr

Ничто на современной Семеновской площади не намекает на зловещие события ее прошлого; сейчас здесь театр юных дарований и памятник писателю Чернышевскому.Но в 19 веке здесь было казенное место. Среди публично казненных здесь были и вольнодумные члены литературного Петрашевского кружка. Достоевский был членом этой группы и был приговорен к смертной казни вместе с другими участниками. За несколько мгновений до казни их проступок был помилован, и писатель был приговорен к ссылке в Сибирь. Этот драматический поворотный момент в жизни автора позже был изображен во сне Рогожина из «Идиот ».

Креативное письмо — Санкт-Петербургский университет

Уровень образования: Магистратура

Тип обучения: Очное

Продолжительность: 2 года

Язык обучения: Русский

Основные учебные курсы

• Стилистика
• История русской и зарубежной литературы
• Теории русской и зарубежной литературы
• Философия
• Творческие мастерские известных русских писателей

Наши преимущества

• Академическая программа «Креативное письмо» предназначена для подготовки специалистов разного профиля: литературных работников с литературными навыками, способных ставить и решать художественные задачи.Студенты изучат основные технические литературные приемы, необходимые для написания авторской или жанровой литературы, и приобретут знания, связанные с практической стилистикой. Кроме того, студенты научатся знакомиться с современным литературным процессом и овладеют компетенциями, необходимыми для успешной работы в областях, связанных с литературой.
• Магистратура предоставляет студентам уникальную возможность приобрести: практические навыки, необходимые в литературной деятельности; литературное редактирование и литературно-критические навыки.Дополнительно студенты смогут получить или углубить теоретические знания в области истории и теории литературы, а также литературной критики.

Основные направления исследований

• Практические навыки творческого письма
• Основы литературного редактирования
• Литературоведение: практическая и теоретическая стилистика; тенденции современной русской прозы; теория литературы

Карьерные возможности

Профессии

• Выпускники приобретут фундаментальные навыки, необходимые для литературной деятельности, и смогут реализовать себя как авторы литературных произведений.
• Выпускники приобретут навыки литературного редактирования и смогут работать литературными редакторами.
• Программа позволит выпускникам реализовать себя в области литературной критики или литературных исследований, ориентированных на исследование современного литературного процесса.

Заинтересованы в этой программе — настройте личную учетную запись, чтобы продолжить работу.

Андрей Белый | Русский поэт

Андрей Белый , псевдоним Борис Николаевич Бугаев , Бугаев также пишется Бугаев , (родился 14 октября [26 октября по новому стилю] 1880 года, Москва, Россия — умер 7 января 1934 года в Москве, Россия, U.С.С.Р.), ведущий теоретик и поэт русского символизма, литературной школы, восходящей к модернистскому движению в западноевропейском искусстве и литературе и исконной восточно-православной духовности, выражающей мистические и абстрактные идеалы через аллегории жизни и природы.

Воспитанный в академической среде как сын профессора математики, Белый был тесно связан с литературной элитой Москвы, включая философа-мистика конца XIX века Владимира Соловьева, чьи эсхатологические мысли (относительно цели и окончательного решения мира) он поглощал .Перенесенный своим идеализмом от суровой реальности к умозрительным размышлениям, Белый завершил в 1901 году свое первое крупное произведение « Северная симфония » (1902; «Северная симфония»), стихотворение в прозе, представляющее собой попытку соединить прозу, поэзию, музыку и даже, отчасти, живопись. Последовали еще три «симфонии» в этой новой литературной форме. В другой поэзии он продолжил свой новаторский стиль и, неоднократно используя неправильный размер («хромая нога»), познакомил русскую поэзию с формалистической революцией, осуществленной его коллегой по эстетике Александром Блоком.

Первые три книги стихов Белого — Золото в лазури (1904; «Золото в лазурном»), Пепель (1909; «Пепел») и Урна (1909; «Урна») — его самые важный вклад в поэзию. Каждый из них отличается оригинальным взглядом на мир: первый порождает новую мифологию; во втором — образы отчаяния русской жизни; в третьем используется несколько ироничный философский лиризм. В 1909 году Белый завершил свой первый роман « Серебряный голуб » (1910; «Серебряный голубь »).Его самое знаменитое произведение, Петербург (издавалось серийно в 1913–14; , Санкт-Петербург, ), считается продолжением его более ранних «симфоний» в стиле барокко. В 1913 году он стал приверженцем австрийского социального философа Рудольфа Штайнера и присоединился к его антропософской колонии в Базеле, Швейцария, группе, защищающей систему мистических верований, полученных из буддийского созерцательного религиозного опыта ( см. антропософия). В Швейцарии Белый начал писать свой Котик Летаев (1922; Котик Летаев ), короткий автобиографический роман, намекающий на стиль Джеймса Джойса.В конце концов Белый покинул группу Штейнера по личным причинам, но до конца своей жизни оставался привязанным к антропософским идеям.

В 1916 году Белый вернулся в Россию, где он стал свидетелем всей русской революции 1917 года. Первоначально, как и Блок, он приветствовал приход к власти большевиков. Его энтузиазм отразился в стихотворном романе « Христос воскресе » (1918; «Христос воскресе»), в котором Белый передает современную жизнь в мистических терминах как «революцию духа».В период с 1918 по 1921 год он работал в советских культурных организациях и в это время участвовал в создании беспартийной Свободной философской ассоциации (Volfila). Роман в стихах «Первое свидание » воскрешает события его юности.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

В 1921 году Белый поехал в Берлин, где его и без того натянутый брак распался и где он подвергся вражде Штайнера.Приступил к написанию мемуаров Белого, которые позже были опубликованы в трех томах: На рубеже двух стен (1930; «На рубеже двух веков»), На рубеже веков (1933; «Начало века»), и Между двумя революциями (1934; «Между двумя революциями»). В 1923 году Белый вернулся в Москву, где написал трилогию романов о Москве; он также писал литературную критику и пересматривал свои ранние произведения. Проза Белого 1920-х годов отражает его интерес к форме и сложному построению сюжета.В начале 1930-х годов он попытался стать «настоящим» советским писателем, написав серию статей и внося идеологические поправки в свои мемуары, а также планировал начать изучение социалистического реализма. В 1932 году он стал членом Организационного комитета Союза писателей СССР. Однако своеобразным образом ему удалось совместить эту деятельность со своей привязанностью к антропософии и русскому символизму.

Город революции… и криминальная фантастика ‹CrimeReads

Город, который столько раз менял свое название, должен быть интересным.Первоначально названный в честь Петра Великого, после 1914 года и начала войны царское правительство дегерманизировало название Петрограда. Затем, в 1924 году, большевики выбрали Ленинград, чтобы почтить память своего недавно умершего лидера. Наконец, в 1991 году, с уходом коммунистов, город вернулся в состав Санкт-Петербурга, хотя его пятимиллионным жителям он известен просто как «Питер». Санкт-Петербург — самый северный по величине город в мире; второй город России и самый европейский город страны с архитектурной точки зрения, иногда называемый «Русской Венецией» за обширную структуру каналов.И его криминальное письмо…?

Ну, не можем не начинать с книги Федора Достоевского Преступление и наказание (1866).

Родион Раскольников, нищий в Санкт-Петербурге, разрабатывает план убийства недобросовестного ростовщика за ее деньги. Он считает, что средства от убийства позволят ему возобновить свою жизнь. Вместо этого он обнаруживает себя погрязшим в замешательстве, паранойе и ненависти к самому себе, сталкиваясь с моральными последствиями своего поступка в реальном мире. В «Преступление и наказание » Достоевский создал первый психологический криминальный роман и таким образом повлиял на множество более поздних криминалистов по всему миру — Джеймса М.Каин, Джим Томпсон, Патрисия Хайсмит, А Йи… и многие другие. Дженнифер Уилсон, исследователь русской литературы, недавно написала в газете New York Times , что настоящий всплеск преступности сегодня имеет предшественник в творчестве Федора Достоевского.

Р.Н. Моррис «позаимствовал» мирового судью Порфирия Петровича из «Преступление и наказание» для своей серии загадок петербургского декора. В A Gentle Axe (2007) это морозная зима 1866 года, и в Петровском парке были найдены два замороженных тела: карлик, аккуратно уложенный в чемодан, и крепкий крестьянин, свисающий с дерева.Порфирий Петрович начинает свое расследование с убогих городских борделей и питейных заведений, но вскоре попадает в более благородный слой петербургского общества. Мстительная тоска (2009), напротив, происходит во влажном петербургском летнем 1868 году с убийством врача и его семьи, когда Петрович встречает подающих надежды революционеров и царских шпионов. Бритва, завернутая в шелк (2010) перемещается в 1870 год, где Петрович связывает, казалось бы, случайные убийства фабричного ребенка-рабочего и светской красавицы.Наконец, Очищающее пламя (2011) видит террористические акты по всему городу и убийство в интеллектуальных кругах, которое Порфирий Петрович должен разобраться.

Спустя полвека после Достоевского Джозеф Конрад написал Под глазами Запада (1911), в котором студент Санкт-Петербургского университета Разумов считает, что его сокурсник, радикальный революционер, убил высокопоставленного чиновника царского правительства. Погрязший в убийствах, революциях и политике Разумов переживает глубокий кризис идентичности.Затем история перемещается между Россией и Швейцарией, куда Разумов отправляется в изгнание. Академики видят в книге ответ Конрада Достоевскому, писателю, которого он якобы ненавидел. Верно и то, что, как и Разумов, отец Конрада был заключен в тюрьму русскими царями, а затем отправлен в ссылку.

Статья продолжается после рекламы

Несколько недавно написанных криминальных романов о Санкт-Петербурге:

• Кен Фоллетт Человек из Санкт-Петербурга (1982) воссоздает Санкт-Петербург 1914 года и махинации вокруг вступления России в Первую мировую войну по мере приближения конца российской королевской семьи и большевизма.В романе смешаны вымышленные персонажи с известным детективом из реальной жизни Бэзилом Томпсоном, в то время главой Особого отделения Скотланд-Ярда.
• Рэймонд Бенсон В тишине ночи (2018) очень современен и показывает торговлю людьми между Санкт-Петербургом и США, где специальный агент Чикаго Энни Марино обнаруживает мертвых русских женщин, появляющихся на ее повязке.
• Наталья Смирнова и Юлия Гумен — редакторы Petersburg Noir (2012) неизменно превосходной серии Akashic Noir.В сборнике четырнадцать рассказов преимущественно местных авторов, в том числе Лены Элтанг, Сергея Носова, Александра Кудрявцева, Андрея Кивинова, Юлии Беломлинской, Натальи Курчатовой, Ксении Венглинской, Евгения Когана, Антона Чижа, Владимира Березина и Андрея Рубанова.
• Дэниел Д. Виктор Шерлок Холмс и Тени Санкт-Петербурга (2018) — стилизация Конан Дойля, в которой Холмс и Ватсон преследуют убийцу, который, похоже, заново инсценирует жестокое убийство, изображенное в книге Достоевского . Преступление и наказание .
• Технически молодец, но весело, Кэтрин Вудфайн Шпионы в Санкт-Петербурге (2019) — вторая из серии секретных агентов Тейлора и Роуз после Peril в Париже (2018). Героини Woodfine Лил и Софи отправляются из Франции в Россию в поисках своего врага.
• GD Abson’s Родина (2019) — первая из запланированной серии романов с участием капитана Натальи Ивановой. Студентка Зена Даль, дочь шведского миллионера, пропала без вести в современном Санкт-Петербурге.Один рецензент отметил, что Наталья Иванова может сделать для Санкт-Петербурга то же, что Аркадий Ренко из Мартина Круза Смита сделал для Москвы советской эпохи — а это означало бы захватывающий сериал.

Также случается, что несколько очень популярных сыщиков посетили Санкт-Петербург во время своих путешествий. Очень викторианская леди Эмили Таши Александер, которая сопровождает своего лихого мужа Колина в его правительственных поручениях, много перемещается. Двенадцатая книга серии (их всего четырнадцать) относится к России — Смерть в Санкт-Петербурге.Санкт-Петербург (2017). Это 1890-е годы, и после посещения знаменитого петербургского Мариинского театра леди Эмили сталкивается с убитой балериной. Любовник танцовщицы-аристократ обращается к леди Эмили с просьбой помочь найти убийцу. И, конечно же, нельзя не упомянуть Бориса Акунина, самого популярного в России криминального писателя как дома, так и за рубежом. Его любимый детектив царской эпохи Эраст Фандорин посетил Санкт-Петербург в Зимняя королева (1998 год, первая книга Фандорина), преследуя подозреваемого в городе в 1870-х годах.В номере Государственный советник (2000) Фандорину угрожает сотрудник полиции Санкт-Петербурга, вмешивающийся в его дело.

Одна неплохая научно-популярная книга, в которой регулярно упоминается Санкт-Петербург и может быть интересна Преступлениям и городам читателей, — это книга Луизы Макрейнольдс «Самое русское убийство: истинное преступление и наказание в России поздней империи» ( 2012). Макрейнольдс использует захватывающую серию убийств и последующих судебных процессов, имевших место до большевистской революции 1917 года, чтобы реконструировать события, охватившие российское общество.К ним относятся дело Андрея Гилевича, который рекламировал роль личного секретаря и обезглавил ответчика, как способ совершения страхового мошенничества, а также избиение до смерти Марианны Тайм двумя молодыми аристократами, которые надеялись украсть ее бриллиантовые серьги. Макрейнольдс также увлекательно обсуждает «Русский Шерлок Холмс» Ивана Путилина, который был главой петербургской сыскной службы в середине XIX века.

И, как всегда, одна особенно интересная заключительная рекомендация — Андрея Белого Петербург (впервые издано серийно в 1913 году, а затем как переработанная книга в 1922 году).К сожалению, в наши дни не так много читают, но Владимир Набоков считает его одним из величайших романов двадцатого века после «Улисса » Джойса и «Метаморфозы » Джойса и до Пруста. Москвич Белый был символистом, писателем раннего модернизма. Петербург находится в городе незадолго до революции 1905 года.